Дэн Поблоки - Тебе не спрятаться [litres]

– В чем дело, Поппи? – спросил Маркус. – Какая блестящая идея у тебя на этот раз?

– Никакой. Не сейчас. Просто я… – Поппи широко распахнула глаза и обвела взглядом остальных. – Я в это не верю. Я вовсе не считаю, что те сироты хотели нас обмануть. Что, если где-то в этой комнате есть какая-то зацепка, какая-то информация о Сайрусе, которая поможет нам выбраться отсюда?

– Из этой комнаты? – спросил Дэш.

Поппи покачала головой:

– Из этого дома! Может, здесь есть скрытый проход или дверь. Нам нужно только отыскать ее.

Свет, падавший из окон, поблек, и в комнате залегли темно-синие тени. Скоро наступит вечер.

– Мне все равно, что делать, – сказала Азуми с короткой прядью. – И я вообще не знаю, о чем вы говорите. Знаю только, что я буду не я, если опять не найду свою сестру.

– Так может, прежде, чем сделать это, тебе стоит определиться, кто ты на самом деле? – спросила длинноволосая Азуми.

– Тебя не спрашивают, – сказал Дэш, буравя ее взглядом. – А ты не спорь. Молчите обе. Хватит. Сначала нам надо разобраться, что происходит с вами обеими.

– Просто держись от меня подальше, – сказала длинноволосая Азуми, кивнув на вторую. Она потерла синяк на подбородке и поморщилась. – Или, обещаю, ты об этом пожалеешь.

Маркус вздохнул и скрестил руки. Поппи подтянула повыше свою розовую сумку.

– Послушайте, двери больше нет. Мы не можем пойти к Морико, мы не можем пойти искать Дилана. И что тогда мы можем? Только начать исследовать комнату, – резюмировал Дэш. – Поппи, что ты там говорила?

Поппи прокашлялась. Это было так странно – пытаться снова во всем разобраться. У нее даже не было времени спросить Дэша, как он себя чувствует и нашел ли он какие-нибудь следы Дилана. Он хромал, его лодыжка сильно распухла, и он опирался на толстую палку. Что с ним случилось?

– Я подумала, что, возможно, сироты, которых мы встретили в классной комнате, пытались объяснить нам, как отсюда выбраться, – сказала она.

– Они писали послания на доске, – сказал Маркус. – Что-то там про надежду и страх. Очень ценная информация.

Дэш повернулся к Азуми с короткой прядью, которая, ссутулившись, все еще стояла у стены рядом с книжным шкафом.

– Морико тоже что-то говорила про надежду и страх. Что они взаимосвязаны. Если нечто дарит тебе надежду, то оно получает над тобой власть. Если ты надеешься, то начинаешь бояться. Как-то так?

Заговорила вторая Азуми, с длинными волосами:

– Если ваши сироты могут писать мелом на доске, почему они просто не ответили нам сразу на все вопросы?

– Может, им просто не хватило времени, – сказала Поппи, стараясь, чтобы голос звучал бодро. – Может, здесь все немного сложнее, чем просто «иди туда, делай это».

– По крайней мере, в том, что дверь исчезла, есть один плюс, – заметил Маркус.

– Какой же? – спросила Поппи.

– Теперь никто из обитателей этого жуткого дома нас не достанет.

Азуми, стоявшая рядом с Маркусом, снова дотронулась до подбородка.

– Если только среди нас сейчас нет никого из них, – сказала она.

ТРИКСТЕР НЕДОУМЕВАЕТ. Он стоит в коридоре, на том месте, где Дэш и Азуми прошли через дверь. Но теперь дверь исчезла.

Другие дети стоят поодаль, смотрят на него, руки скрещены на груди.

Из недр темной дыры в противоположной стене к Трикстеру приближаются гулкие шаги. Пол дрожит, Трикстер съеживается и крепко обхватывает себя руками. Шаги резко замирают, и в нескольких футах от него, среди зловещих теней появляется высокий силуэт.

Голос Дела обращается к нему:

– Трикстер! О чем ты думал?

– Я пытался…

Но Дел перебивает его.

– Зачем ты преследовал их всю дорогу? Они не должны были уйти из этого коридора тем путем! Нам нужно, чтобы они не встречались с остальными, а теперь вся группа в сборе, и это все… твоя… вина.

Трикстер смотрит на своих коллег. Они безмолвно смотрят на него, как будто он внушает им такое отвращение, что даже говорить не хочется. Его лицо под маской клоуна пылает от стыда. Он уже почти готов снова попытаться снять ее, но тут же понимает, что так нарвется на еще большие неприятности. Плохие воспоминания со съемок на телевидении холодным потоком потекли по жилам – как его ругали за шутки, как родители забирали у него видеоигры в качестве наказания, как Дэш закатывал глаза и не хотел с ним разговаривать. Прежние защитные рефлексы Трикстера оживают.

– Никто не сказал мне, что делать! Вы просто схватили меня, а потом толкнули к Дэшу и Азуми. Это они побежали не в ту сторону. Почему на них вы не срываетесь?

– Ты читал сценарий? – спрашивает Дел.

Трикстера как обухом по голове ударило. Сценарий! Когда он в последний раз его видел? Он хотя бы мельком проглядел сценарий после того, как Дел отдал его ему? Стыд пронзает все его существо сотнями крошечных змеиных укусов.

– Разве мы не можем отснять новый дубль? Я готов. А остальные?

– Я должен был прислушаться к слухам о тебе, – шепчет Дел. – С этих пор ты будешь следовать за остальными. Они, по крайней мере, понимают, что делают.

Дети в масках шагнули вперед. Трикстер, спотыкаясь, пятится, вдруг испугавшись того, что они могут с ним сделать.

– И это твоя главная роль. Мне следовало отдать ее твоему брату, – говорит Дел.

– Я исправлюсь, – говорит Трикстер, стряхнув с себя стыд и злость. Слышит ли их Дэш за стеной? Может, он молча ухмыляется сейчас? – Я обещаю.

– Не разочаруй меня снова, – говорит Дел, и его силуэт вновь растворяется в темном провале.

ПОППИ СНЯЛА С ПОЛКИ несколько обтянутых кожей книг и разложила их на столе в центре комнаты. Ее преследовали тяжелые мысли: о сиротах, об Особых, о Сайрусе, о том, что она каким-то образом оказалась в ответе за остальных, хотя сама не понимает, что происходит. От нахлынувшего ужаса закружилась голова. Остальные изучали экспонаты на полках за ее спиной. Поппи заметила, что Маркус и Дэш, помимо того что осматривают комнату, стараются держаться между двумя Азуми, чтобы те снова не сцепились.

Поппи закусила губу, пытаясь сосредоточиться. Открыв первую книгу, она тихо ахнула. С фотографии на нее смотрела маленькая девочка в детской кроватке. Эти глаза Поппи узнала бы из тысячи. Консолида Колдуэлл, ее Девочка из зеркал, только еще совсем кроха. У нее были пухленькие щечки, а на маленькой круглой головке пробивались пучки волос. Первые семейные фотографии в альбоме датировались началом двадцатого века, когда Конни была еще грудным ребенком. С каждой перевернутой страницей она взрослела. На одной фотографии Конни – на ней она уже была такой же, какой Поппи всегда видела ее в зеркалах, – держала на руках ребенка. Под фотографией осталась надпись, сделанная серебристыми чернилами: «Любящая сестра в первый раз держит Сайруса».