Глеб Кащеев - Лабрис [litres]

Как только секретарша ушла к себе, я вылезла из-под стола и подошла к шкафу. Замок с виду был несложный. В фильмах герои всегда открывали такие шпилькой или скрепкой, но я даже близко не представляла себе, как с ними управляться. А нужная папка вот она – так близко – за прозрачным стеклом, в котором видно мое бледное отражение и… тьму за спиной.

Посмотрела на нее и вздрогнула от неожиданности. Она совсем рядом. Дня два-три осталось. У меня лабиринт не пройден, маньяк не пойман, а я под столом прохлаждаюсь! Черная тварь с бесчисленными пальцами-волосиками не ждет: упорно ползет сквозь видимые только ей преграды. Тик-так. С каждым движением стрелки она все ближе. Мне нельзя медлить. Столько еще надо успеть сделать, прежде чем… что? Умереть? Исчезнуть?

Разозлилась на себя, на эту дурацкую жизнь после смерти и на черную тварь, схватила стул и засандалила им по отражению что есть силы.

Звон, по-моему, слышала не только секретарша, но и вообще весь этаж, потому что сгоряча я выбила все стекла в дверце.

Вторым движением, пока смелость и отчаяние еще не отпустили меня, так же с размаху врезала стулом по окну. Бежать с папкой в руках по коридорам было безумной идеей, и выход через окно почему-то показался более логичным. Схватила нужные бумаги из шкафа, взобралась на подоконник (только тут сообразила, что окно вообще-то можно было и не разбивать, а просто открыть) и глянула вниз. До земли высоко, но рядом растет дерево. Толстые ветки давно дотянулись до стены здания и даже начали изгибаться вверх, ползя к крыше. Небольшой карниз вел от окна до того места, где можно было перешагнуть на ветку. Только вот он совсем узкий, а держаться за стену я могла только одной рукой: другой держала толстую папку. Карту памяти я, за неимением карманов, сунула за щеку.

Дверь в кабинет распахнулась, и это придало мне решимости. Я шагнула на карниз. В конце концов, все равно один раз уже умерла. Даже если грохнусь, хуже же не будет? Интересно, а второй раз умирать больно?

Секретарша выглянула в окно, но смотрела не вбок, где могла бы увидеть медленно левитирующую вдоль стены папку с бумагами, а вниз – на валяющиеся на асфальте осколки. Шаг за шагом я преодолела те три метра, что отделяли меня от дерева, перебралась на него и спустилась на землю. Делать это, используя только одну руку, было не просто, и я опять ободрала коленку о подлый сучок и к тому же порвала платье, но зато оказалась на площади.

Когда из здания выскочила охрана и, растерянно озираясь, начала бегать перед мэрией, я с добытым кладом уже юркнула в щель между домами.

Интересно, обрадуется ли Дара тому, что я натворила?

Не найдя подругу в своем сарае, я заявилась к ней домой, хоть и обещала больше никогда этого не делать. Вся семья была в сборе, поэтому, когда отец открыл дверь и уставился на парящие в воздухе документы, позади него быстро возникли Дара и ее мать.

– Скажи, что это те документы, которые он хотел. Про снос поселка, – пояснила я.

Дара повторила это вслух. Мужчина явно удивился, но молча посторонился, давая мне пройти. Зашла в кухню-гостиную, бухнула папку на стол, достала изо рта карту памяти и повернулась к зрителям, которые выстроились в ряд в паре метров позади меня.

– Я сперла их у мэра. Там все, включая какие-то финансовые махинации. Но главное, здесь запись его разговора с каким-то важным дядькой, который все это спонсирует. Он обещал мэру в качестве благодарности дачку построить. По-моему, этого должно хватить для журналистов.

Дара как синхронный переводчик озвучила мои слова для остальных.

Ее отец подошел, открыл папку и посмотрел бумаги. Лицо у него было невеселое.

– Что-то не так? – нахмурилась я, забыв, что он меня не слышит.

– Папа, это же здорово, да? – спросила Дара, подходя к нему и заглядывая в глаза.

Пару секунд он явно принимал какое-то тяжелое решение. Его жена тоже что-то поняла, подошла ближе, положила руку ему на спину. Она ничего не произнесла, но мужчина кивнул:

– Дед всегда говорил: не знаешь, как поступить, поступай правильно. Делай то, что должен, – и тяжело вздохнул.

– Думаешь, у нас будут неприятности из-за этого? – тихо спросила жена.

– Боюсь, что если придать их огласке, то да. Документы-то украдены. Но выбора теперь у меня нет, потому что иначе я себе не прощу.

Он решительно захлопнул папку:

– Завтра утром позвоню знакомым журналистам.

Мне стало стыдно. Своим безрассудством я, похоже, сильно его подставила. Тихо вышла из комнаты, а затем и из дома и пошла вниз, к морю. Дара догнала меня метров через сто:

– Эй, ты что? Отец, между прочим, просил передать тебе спасибо.

– Что-то я все не так делаю. Геройствую там, где не надо. Можно же было, наверное, это по-тихому сделать. Взять у тебя телефон, сфотографировать то, что нужно. Так нет же, устраиваю кражу со взломом, а теперь действительно поди объясни, как ты документы получил.

– Не бойся. Папа умный. Он что-нибудь придумает! – уверенно заявила Дара.

Я ее оптимизма совсем не разделяла. Судя по всему, ее отец был очень растерян и подавлен обрушившимися на него перспективами.

– Кстати, ты ему рассказала про черную машину в поселке и все остальное?

– Конечно!

– А в полицию он ходил?

– Нет. Завтра хотел поехать. То есть пойти.

– Значит, теперь не пойдет. У него проблема серьезнее возникла. Придется нам самим.

Дара округлила глаза от удивления.

– Я буду подсказывать, а ты говорить, – пояснила я.

– Ой, здорово! А потом вместе с ними поедем хватать преступника! – Она захлопала в ладоши.

Мне это показалось слишком наивным и оптимистичным, но расстраивать ее пока не стала.

– Сейчас пойдем? – Ее голос был полон нетерпения.

– Нет. Завтра. Уже поздно. Пока дойдем, там только один дежурный останется, а нам нужен кто-то посерьезнее. У нас прямых-то улик нет, одни предположения.

– Тогда давай в пещеру сгоняем. Я договорилась с дедом Иванко, он лодку одолжит. Надувную, правда, но она хорошая, надежная. В ней уже и факелы лежат.

Я посмотрела на опускающееся к горам солнце. Успеем ли до темноты? Приближаться к пещере в сумерках мне совсем не хотелось.

– Да тут плыть всего минут десять, – правильно истолковала мои сомнения Дара.

– Ну хорошо. – Я тяжело вздохнула. – Только внутрь не полезем. Подплывем, посмотрим и назад.

– Я тебя и не прошу туда соваться, – беспечно заявила она.

Как выяснилось, я ее тогда неправильно поняла. Совсем неправильно.

Лодку нам выдал седой старик. Он жил в доме у самого шоссе, там, где пляжа уже вообще не было и дорогу от моря отделяла только пара метров каменного парапета. Можно сказать, что у него персональная пристань была, к которой и привязывалась лодочка. Дара закинула в нее три факела, завернутых в целлофановый пакет, и фонарик. Грести я не умела от слова «вообще», но Дара легко управлялась за двоих. Сказала, что в первый раз плавала на лодке, когда ей еще и пяти-то не было. Отец ее научил.