Глеб Кащеев - Лабрис [litres]

Силы вернулись ко мне быстро. Доктор даже беспокоился, что слишком быстро. Десять дней в коме после страшной аварии, а в итоге у него возникло ощущение, что очнулась я даже здоровее, чем была до этого. Меня выписали всего через три дня после того, как намеревались отключить от аппаратов как безнадежный случай. Хоть мать и не давала согласия, да и не дала бы его никогда, но правила больницы в этом отношении были строги. Аппаратуры не хватало для тех, кого можно было спасти, а доктора не сомневались, что мой мозг умер.

Старшая сестра, которую вызвали из другой страны попрощаться со мной, утверждала, что это чудо: я очнулась в последний момент, когда рука врача уже тянулась к кнопке выключения дыхания. А я же наконец поняла, что за монстра видела в зеркале и какой срок тот отмерял. Если это и чудо, то не мое, а золотоглазой богини, которая дала мне второй шанс.

На мне и повреждений-то особо не было, если не считать шрама на скуле. Да и тот, по словам медсестер, проявился уже после того, как сознание меня покинуло. Просто шок неожиданно перерос в кому, словно мой организм отказывался бороться за жизнь. «У тебя не хватает ни желания, ни воли, ни смелости, чтобы выбрать, куда направиться» – так сказала богиня в самолете, и на тот момент это было правдой. Я не особо хотела жить, но и умереть тоже боялась.

С тех пор изменилось многое. В старую школу я так и не вернулась. Месяц сидела над учебниками и все-таки сдала экзамен на биологический профиль колледжа. С нового года я ходила не в такое роскошное и далеко не настолько близкое здание, но зато училась совсем в другой атмосфере. Когда ты четко знаешь цель, то все упрощается. Препятствия рассасываются как-то сами собой, а главное, рядом с тобой постепенно появляются правильные попутчики – те, кто движется в том же направлении, кто понимает твои мечты и поддерживает.

Я уже знала, в какой институт поступлю через два года. Психологию дельфинов изучали только там. И пусть для этого придется уехать далеко от дома – в моей стране все-таки не было моря.

С нетерпением дождалась мая и школьных каникул. Все это время я терзалась – дать ли знать Даре, что я жива? Ее городок располагался в соседней стране, с которой и границы-то практически не было. Наши народы говорили на одном языке, и точный адрес можно было вспомнить или легко узнать при желании. Только вот я до последнего сомневалась: а вдруг это все мне приснилось? Страшно было послать письмо и получить ответ, что такого адресата не существует.

Даже когда, приехав в город, увидела местами сохранившиеся старые плакаты о выборе мэра, с которых на меня смотрел отец Дары в обнимку с дочерью, то все равно еще сомневалась. Мало ли совпадений. То, что они существуют в реальности, не значит, что мне не приснились все эти приключения.

Автобус из города довез меня до центра поселка, хотя в моих воспоминаниях остановка, пока маршрут не отменили, была на шоссе. Не решилась сразу пойти вверх, к дому Дары, и направилась к морю. Пока шла через площадь, с удивлением рассматривала активно ремонтирующийся храм. Все здание было в строительных лесах и уже сверкало новой металлической крышей. Совершенно преобразившийся и неожиданно помолодевший священник вместе с бригадой рабочих активно работал кисточкой, но не со святой водой, а с белой краской, возвращая стенам приличный вид. Интересно, мне только приснился тот потерявший веру поп или он действительно настолько изменился? И если да, то что послужило поводом? Изгнание страшного визжащего беса на глазах односельчан или просто выделенные мэрией деньги на ремонт?

Только увидев на пляже уродливый черный остов сарая, я поняла, что все, что произошло со мной в те дни, не было сном.

Подошла к морю. Вода должна была быть уже теплая. Весна в этом году пришла бурная и ранняя, так что с середины мая уже стояла жара. Огляделась, чтобы убедиться, что никто не видит, достала из сумки купальник и быстро переоделась, спрятавшись за обугленными стенами своего бывшего дома. Разбежалась и рыбкой нырнула в том месте, где была глубина. Плавала я теперь очень хорошо. Раньше почти не умела, а как очнулась, так даже в бассейне ощущала себя рыбой. Мать все удивлялась, как это могло произойти. Я не говорила ей, что меня научили дельфины.

Как вспомнила о них, чуть взгрустнула, вспомнила образ Никки и привычно, хоть и без всякой надежды послала мысленный импульс. И тут же услышала отклик с другой стороны бухты! Он здесь! Дельфины услышали меня, а я, как это ни странно, услышала их!

Никки примчался почти мгновенно.

«Ты изменилась! – заявил он. – Ты стала тверже. Нашла свою семью?»

«Нашла!» – заливисто рассмеялась я, схватилась за плавник, и мы вместе понеслись по волнам.

Цветастая толпа туристов с проплывающего мимо катера снимала нас на камеры. Теперь-то они точно видели не только дельфинов, но и взлетающую вместе с ними над волнами русалку. Вот тот подарок, о котором намекала златоглазая. То, что останется со мной навсегда. «Спасибо», – прошептала я мысленно и поняла, что она услышала. Для нее, как и для меня, расстояние не играло роли, если захотелось послать другу толику тепла.

Постучать в нужный дом почему-то было сложно. Я очень боялась упреков и обиженного взгляда, ведь прошло столько времени, а я никак не давала знать, что жива, но Дара, как только распахнула дверь, сразу же порывисто обняла меня. За эти полгода она вытянулась так, что уже почти догнала меня в росте.

– Я знала, что ты вернешься! – прошептала она.

Потом отстранилась, весело улыбнулась, несмотря на блестящие капельки на ресницах, осмотрела меня с ног до головы и озорно спросила:

– Ну теперь-то ты, наконец, скажешь мне, как тебя зовут?