Бентли Литтл - Прогулка в одиночестве [сборник]

- Она хочет, чтобы ты думал, что я мертв, Глен, - сказал он. - Но это не так. Она всегда была ревнивой сукой, и именно поэтому она так много лжет обо мне. Она знает, что я люблю тебя больше, чем она сама. Знает, что я могу дать тебе лучшую жизнь и более счастливый дом, но не хочет этого. Она не любит тебя, но терпит только для того, чтобы отомстить мне. Однако я люблю тебя. Я люблю тебя.

Глен думал об этих словах, и даже в его памяти они звучали хорошо: я люблю тебя.

Он пытался сосредоточиться на этих словах, пытался повторять их самому себе снова и снова, но другие слова продолжали вторгаться в его сознание.

Сука.

Шлюха.

Заслуживает смерти.

Он лежал, думая, не засыпая.

Позже, после того как мама выключила телевизор, после того как он услышал, как она легла в постель и выключила свет, он спустился на кухню, где его мама хранила ножи.

Глен стоял на потрескавшемся цементе у входа в торговый центр и всматривался сквозь стеклянную дверь.

- Я прикончил ее, - сказал он, и папа улыбнулся, и свет в торговом центре стал ярче. Там, где раньше был полумрак, Глен теперь мог видеть магазины, чудесные магазины, заполненные товарами. Музыкальный магазин со стеллажами с компакт-дисками, стенами, покрытыми плакатами, крутыми мелодиями, ревущими из скрытых динамиков. Продовольственный магазин, полный конфет и кока-колы. Магазин игрушек, наполненный всеми мыслимыми играми, фигурками и моделями. Папина улыбка стала еще шире. Он протянул руки к Глену, и грязная стеклянная дверь, разделявшая их, медленно открылась. Глен почувствовал прохладный воздух, запах специй и еды.

- Тогда пойдем со мной.

Глен вошел в торговый центр. Он улыбнулся отцу, но улыбка эта была не совсем искренней. Тот гулкий звук в папином голосе вернулся, и так близко он звучал немного... пугающе.

- У нас здесь есть друзья, - сказал папа. - Много друзей.

В глубине торгового центра, почти не заметные в ярком свете, Глен видел темные фигуры, входившие и выходившие из магазинов с пакетами, делая покупки. Он прищурился, вглядываясь внимательнее, и ему показалось, что он узнал некоторые фигуры. Отец Карлоса Мондрагона. Брат Лероя Вашингтона. Джон Джефферсон и Дэвид Эрнандес.

Мертвые члены банды.

Глен оглянулся через плечо. Дверь в торговый центр все еще была открыта, и через входную дверь он увидел свою маму, бегущую к нему через парковку. Испугавшись, он снова посмотрел вперед.

Папины глаза вспыхнули.

- Ты солгал мне.

- Я не смог, папа! Я не смог! - он сделал шаг назад.

А потом папа снова улыбнулся.

- Все в порядке, Глен. Все нормально, - его улыбка стала еще шире. - Но даже если ты не убил ее, ты все равно не хочешь жить с ней, не так ли? В этой маленькой крошечной квартирке? - он сделал широкий жест рукой. - Разве ты не хочешь жить здесь, со мной?

Губы Глена внезапно пересохли. Внутри он почувствовал тот же холод, что и вчера, когда папа сказал ему, что он должен сделать. Позади себя он услышал мамин голос, выкрикивающий его имя. Ее голос был злым, испуганным, надтреснутым, плачущим, но для него он звучал совершенно чудесно.

Он сделал шаг назад.

Папа выглядел грустным.

- Глен? - он присел на корточки, сунул руку в карман и вытащил шоколадный батончик. - Я люблю тебя, сынок.

Глен обернулся. Дверь в торговый центр закрылась как раз в тот момент, когда она подошла к ней, оборвав ее крики. Он посмотрел на своего папу, - улыбающегося, чистого, одетого в новый костюм, склонившегося на одно колено и протягивающего ему шоколадный батончик, затем снова на маму, - грязную, рыдающую, с всколоченными и спутанными волосами, с красным от крика лицом, одетую в свой испачканный и рваный халат. Она выглядела некрасивой, старой и одинокой на фоне пустой парковки.

- Глен, - предостерегающе сказал папа.

Не думая, он просто побежал назад к своей маме, прочь от пульсирующего освещенного сердца торгового центра, распахнул дверь и выскочил наружу в ее объятия.

- Глен, - рыдала она. - Глен.

Она крепко обняла его, почти причиняя боль, но он не возражал, и тоже заплакал.

Он снова посмотрел на торговый центр. Освещенные магазины уже тускнели, тропические растения умирали, товары исчезали. Свет в музыкальном магазине мигнул и исчез. То, что раньше было магазином игрушек, снова превратилось в большую пустую комнату, рассеченную двумя упавшими балками крыши.

Глен вытер глаза и посмотрел через плечо матери. Папа встал, сунул шоколадку в карман и ушел, даже не помахав на прощание рукой. На краткий миг перед тем, как он повернулся, Глену показалось, что он увидел ужасающее выражение ярости и ненависти на этом некогда знакомом лице. Затем последние огни магазина потускнели, и только слабая тень оставалась там, где был папа, а потом даже и эта тень исчезла.

Глен обнял маму.

- Это действительно был твой папа, - удивленно сказала она.

Глен покачал головой, уткнувшись ей в грудь.

- Я так не думаю.

- А я думаю, да.

Он поднял голову, посмотрел ей в лицо и решил не спорить.

И с торговым центром за спиной, они вдвоем пошли через парковку к машине.

Ⓒ The Mall by Bentley Little, 1991

Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2020

Я думаю, что больше всего на свете мне нравилось это особое качество воздуха, те атрибуты, которые, казалось, существовали только тогда, когда я охотился с отцом. В городе мы дышали тем же воздухом, что и все остальные, но в дикой природе это были только деревья, растения, насекомые, животные и мы, и воздух казался каким-то более чистым, более прозрачным, свежим, с узнаваемой текстурой, непохожей ни на что, что я испытывал раньше или испытывал после. Звук был смешан, важные шумы увеличены, незначительные шумы уменьшены в громкости, так что ветер в деревьях звучал как шум бурлящей реки, а слова нашего нечастого разговора были приглушены и сведены на нет.

Мой отец работал в Лесной службе США, поэтому всегда скурпулезно следил за тем, чтобы мы охотились в сезон и получали необходимые разрешения, а также он знал эти земли лучше и более тщательнее, чем большинство других охотников в городе. Каждый сезон у него были свои лучшие места на лучших охотничьих угодьях. Но как бы часто мы ни отправлялись на охоту, как бы долго ни проводили там время, мы никогда особенно много не стреляли. Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз мы на самом деле завалили оленя. Впрочем, это не имело значения. Охота была всего лишь предлогом, поводом. Что действительно имело значение, так это то, что мы с отцом оставались вдвоем в дикой природе. Именно ритуал охоты был важен - поход, разбивание лагеря, чистка ружей, выслеживание добычи, а не сам акт убийства.

Чаще всего, несмотря на наши грандиозные планы и заявленные цели, мы заканчивали тем, что вспугивали куропаток и в последнее послеполуденное время нашего последнего дня достаточно стреляли, чтобы оправдать время, которое мы потратили на охоту. Потом упаковывали птиц в наш пустой термоящик и тащили его обратно в грузовик. Моя мать всегда восхищалась нашей добычей. Я никогда не был уверен, действительно ли она была впечатлена тем, что мы привозили, или просто подыгрывала нам. Так или иначе, она ощипывала и готовила охотничьих птиц, и в конце концов мы их съедали.