Дмитрий Ахметшин - Комплот детей

— А, так проходи! Ух ты! Кто это тебя так отделал?..

— Там война, — сказал Игорь и, натолкнувшись на непонимающий взгляд, пояснил: — Человек воюет с человеком. Нет, по телеку не объявляли. А ради чего?.. Как обычно — чёрт его разберёт.

Первое время получалось отмалчиваться. Игорь спокойно попивал в уголке коньяк, а когда к нему обращался кто-то из пьянчужек, обосновавшихся в квартире (их было человек пять или шесть), ни слова не говоря, внушительно принимался раскуривать сигарету, и каждый понимал: этого парня вопросами лучше не донимать. И только когда из пенат туалета выполз в засаленном махровом халате хозяин, Гришка, похожий на длинного земляного жука с вечно деловым видом и внушительными, громко щёлкающими суставами на его жучиных пальцах, сказал:

— Это ребята, которые не сидят без дела.

Усы соседа воинственно топорщились.

— Спасу от них теперь нет… куда ни зайдёшь, везде теперь либо мародёры, либо мусора.

Неожиданно для себя Игорь почувствовал на Гришку обиду.

— То не мародёры. Это вы мародёры. А те парни, что меня отделали — что-то вроде общественного движения. Партии, у которой есть чёткие взгляды на современную жизнь, и заметь, на то, что же нужно предпринимать в текущей ситуации. Они делают ужасные вещи — с этим я не собираюсь спорить. Но может, эти ужасные вещи приведут к чему-то хорошему в будущем?

Гриша подошёл к Игорю и с грохотом уронил свой тощий зад прямо на пол. Словно любопытные, но трусливые кутята, к ним несмело начали сползаться остальные пьянчужки. Все они молча ждали продолжения. Игорь, не смачивая свои краски водой красноречия, расписал им, как он спасал младенца и как его втаптывали в грязь. Пьянчужки охали и ахали, словно тётушки на званом вечере, посреди которого вдруг раскрылась чья-нибудь личная тайна.

— Не повезло тебе, друг, что все порядочные люди собрались сейчас здесь, — воскликнул кто-то. Следом, конечно же, раздался горестный перезвон бокалов.

Гриша, большой любитель порассуждать на отвлечённые темы, сказал:

— Порядочность — она не такая. Кусает, только если в ответ, да и то не всегда. Любит свой тёплый угол. Если ты причисляешь себя к порядочным, то сиди дома от греха. А знаешь, почему?

— Почему? — послушно переспросил Игорь.

Гришкин палец назидательно продырявил воздух.

— Ты хоть раз слышал, чтобы один человек заразил другого порядочностью? Вот то-то и оно! Вот мы — свинтили ящик коньяка. А кому от этого плохо стало? Абдулла, который тем магазинчиком владеет, живёт на Зубчаниновке, то есть ему через целый город ехать, чтобы вывезти своё добро. У него таких магазинов в одной Зубчаниновке — три штуки! И зачем, спрашивается, он сюда поедет? Вот мы и реквизировали добро, чтобы не пропадало. Я, если хочешь знать, записочку ему оставил под прилавком — мол, такой-то такой-то арендовал ящик «Командирского» с целью растравить душу и провести время. Денег не оставляю — украдут, да и курс сейчас непонятно какой у коньяка к рублю, а вот адресок — пожалуйста. Только, пожалуйста, не присылай своих чернявых мордоворотов, а приходи сам — разойдёмся по-доброму. Конец цитаты… С другой стороны, сволочизм и подлость любит компанию. Они распространяются от человека к человеку как грипп. Они стремятся собрать своих сторонников вместе как можно большим числом, натравить их на то или на это.

— Это всё глубинные инстинкты человеческие, — прибавил Гришин приятель. Звали его не то Андрей, не то Алексей — Игорь так и не запомнил. Запомнил фамилию — просто потому, что её трудно было не запомнить. Люди с фамилией «Героический» встречаются не каждый день. Внешность у него была типичного теоретика, теоретика жизни, если уж на то пошло — закрывающая лоб чёлка, близорукий взгляд, невыразительное лицо, выражение на котором не поменялось даже когда он начал понимать вместе со всеми остальными, что всё-таки произошло.

— Они нам, человекам, вообще-то, выживать помогают, — продолжал Андрей, либо Алексей, взяв назидательную интонацию. Игорь подумал, что он, возможно, ещё и поэт. — Вообще-то, к сведению, только такие люди, наглые люди, люди, которые не думают и ни с кем не советуются, берут и меняют мир так, как им нравится.

— Что меняют? — переспросил Игорь.

— Всё меняют, — безапелляционно заявил Героический. Он был тощим, с грязью за ушами и под ногтями, с проглядывающими сквозь тонкую рубашку рёбрами, и в общем вызывал почти осязаемое отвращение.

— Мы динозавры, а это наш астероид, — выдал неловкое сравнение Гриша.

— По-вашему, — Игорь уже ничего не понимал, — лучше порядочное безделье, чем, если кто-то умный (в уме румынского вампира он отчего-то даже не думал сомневаться) захочет что-то сделать? Что-то, что может показаться вчерашнему человеку дикостью или даже жестокостью? Люди же тогда просто перемрут… или же их вывезут на плечах те, кто не боялся делать другим людям больно. Тебе — вот тебе, Гришка! — не стыдно будет въехать в новый мир на шее у истеричной бабы с ножом, которая резала младенцев?

Распалившись, Игорь вскочил. Лицо его горело. Гриша только грустно покачал головой.

— Скорее всего, я никуда не въеду. Если так дальше пойдет, и никто по-настоящему умный и смелый ничего не придумает, эта квартира станет одним большим склепом для всех, кто в ней находится. Во всяком случае, мы умрём не трезвыми.

— А я нет, — Игорь задыхался. Стены, казалось, пульсировали — то придвигались, то отдалялись. Было странно видеть, как держатся на них картины — заключённая в пластиковые рамки безвкусная мазня — и кактусы в горшочках на подоконнике. — Я хочу умереть, попытавшись что-то сделать. Вернее, я вовсе не хочу умирать, но если вдруг придётся…

— Смотри не подхвати грипп, — сказал Гриша.

— Да пошёл ты, — сказал Игорь.

Он хотел уйти, по-девчачьи хлопнув дверью, но здесь ещё оставалась выпивка. В конце концов, что он теряет, участвуя в заседании порядочных людей? В их обществе хотя бы можно спать, не опасаясь, что тебе попытаются обчистить карманы или просто наступить на голову.

К своей квартире Игорь подполз только следующим утром. Он боялся, и больше всего, наверное, боялся увидеть жену в той же позе что и накануне — на остывшей постели, подтянувшей, насколько это возможно, колени к подбородку. Внезапно что-то схватило его за горло и сжало, так, что он едва мог дышать. Ленка… тебе нельзя впадать в уныние или тем более изнурять себя голодом. У нас же будет сын! Ключ в руках прыгал так, что его никак не получалось вставить в замочную скважину, и Игорь готов был уже завопить от отчаяния, когда кто-то открыл замок с той стороны, и впереди Ленки перед Игорем возникла её брезгливая, подозрительная гримаса. Как всегда, когда он возвращался откуда-нибудь после затяжной пьянки. Некоторые вещи не меняются, и сейчас Игорь был до ужаса этому рад.