Кати Беяз - Всё, что от тебя осталось

– Сколько ему?

– Двенадцать.

Я с досадой наклонил голову и почесал затылок:

– Ты не думал, что этот монстр мог…

– Я стараюсь об этом не думать, – подняв подбородок выше, он сжал зубы, словно сопротивлялся сильнейшей внутренней боли. – Нам надо двигаться, мы можем здесь замерзнуть. Я неплохо знаю этот перевал, часто приходится ездить. Тут в девяти километрах деревня.

– Идти? Куда? Мы просто заблудимся в этом тумане!

– Я думал, такой взрослый парень сможет отличить по деревьям север от юга. Неужели ты совсем не ориентируешься в лесу? – с укором в голосе спросил этот странный мужичок.

Отчего, собственно, я должен был уметь ориентироваться? Я никогда не бредил стать бойскаутом.

– Мой внук все знает, – продолжал Алексей, купаясь в волнах нахлынувшей гордости. – Мы частые лесные гости, и этот смышлёныш впитывает все как губка. Видишь стрелку во мху? – он повернулся и показал мне выцарапанную в зеленом мху толстую стрелку и заглавную «А» под ней. – Это он мне оставил. Мой внук идет на север.

Я растерялся. Радость от встречи с кем-то сильнее, смелее и опытнее меня на данной местности в сложившихся условиях сменилась смущением. Я не думал, что мы пойдем вглубь леса. Отходить от дороги казалось лишенной смысла затей. Надо лишь сделать крюк и вернуться к машинам, туда, где уже, наверное, работают оперативники и врачи.

– Алексей, понимаешь, тут какое дело. Мы с друзьями остановились, чтоб помочь именно тебе. Мы вызвали помощь, а затем трое из нас покинули авто. В тумане развернулась драма, – мой голос дрогнул на этом слове, – и я побежал в лес на поиски своей подруги… детства, – почем-то нелепо добавил я. – Мне хотелось бы помочь и пойти за твоим внуком, но самое разумное, что мы можем сделать, – это выйти обратно к дороге и попросить помощи у специалистов, знающих свое дело.

Он почему-то опустил глаза и выдохнул в сторону прозрачной струей пара. Я сразу заподозрил неладное.

– Что? – нерешительно спросил я. – Что такое?

Он еще минуту молчал, ворочая головой то в сторону, то под ноги. А затем, так и не взглянув мне в глаза, произнес:

– Твои друзья мертвы.

Мои уши сдавило. В следующее мгновение голова закружилась, и меня взрывной волной информации прибило к дереву. Грудь сковало спазмом. Я открыл рот от недостатка воздуха, а Алексей продолжал, глядя теперь исключительно на свой ботинок:

– На дороге нет ничего, кроме их растерзанных тел. Блондин, рыжая и девочка в шапке? Так ведь?

– А-а-а,– закричал я, глуша себя скомканным пледом.

Все рушилось. Земля уходила из-под ног. Еще час назад я уверенно шел по своей дороге жизни, не имея ни малейших подозрений, что вскоре все мои мечты растворятся в этом коварном тумане. Ничто из прежних ценностей не имело теперь значения. Все было сметено, разбито и растоптано за одну ночь. Почему? Почему я не проехал мимо? Эти двое живы, один так точно. Мои же трое друзей мертвы…

– Мне жаль говорить тебе это, – резал на живую он, – но, пройдя полкилометра от дороги и зная, что мой внук где-то впереди, я не собираюсь возвращаться туда, где сторожевой собакой бродит это существо.

Теперь меня кинуло в жар. Со злостью бросив плед в сырую землю, я вскочил на ноги и судорожно принялся рассеивать белую мглу. Она сводила меня с ума. Мне казалось еще чуть-чуть, и я покончу с собой! Выбившись из сил, я повернулся и посмотрел на своего чудовищного информатора. Он стоял, прислонившись к дереву, и спокойно смотрел на мой бессмысленный акт паники.

– Послушай, моя подруга… детства, – снова невпопад добавил я, – она из очень влиятельной семьи. Если только она еще жива, – я сделал паузу, словно взывал об этом ко всем богам сразу, – то ее отец озолотит нас. Твой внук, скорее всего, погиб, либо это вопрос времени. Ты же взрослый человек, ты должен уметь смотреть правде в глаза! Прошу, вернемся к дороге! – взмолился я. – Скоро там появится реальная помощь. Впереди только смерть, как ты не поймешь!

Надо признать, я слегка блефовал. У меня не было особого выбора, если Женя мертва. Таким образом, если я не умру от рук этого жуткого существа, то сгину в тюрьме по ложному обвинению, которое ее семья мне обеспечит. Алексей видел своими глазами монстра, и потому он мне был нужен. Жизненно необходим, словно воздух.

Но уже в следующую секунду мой спутник выпучил глаза. Его челюсть заметно выдвинулась вперед, и он сквозь зубы, будто зверь, прорычал:

– В каком бредовом сне тебе привиделось, что я променяю внука на вознаграждение. Что я пойду спасать твою шкуру вместо него? Помощь будет здесь не раньше, чем через час, а у меня нет часа. Мой внук – моя кровь и плоть. Он все, что у меня осталось. Решив тебе помочь, я просто зря потратил драгоценные минуты, – переполненным презрения голосом заявил он.

Почувствовав себя полным ничтожеством и смотря, как Алексей тяжелыми шагами отдаляется, скрываясь в тумане, я понял, что мне при любых обстоятельствах лучше сейчас последовать за ним.

Сухие ветки хрустели под ногами, звучно сообщая ему о моей немой компании. Я не умел извиняться. Любой промах я всегда старался перевернуть в свою пользу, чтобы только не произносить пресловутое «прости». Порой я набирался наглости и просто переводил разговор на другую тему. Иногда я даже мог перекрутить диалог и заставить извиниться невиновного. Сам же торжествовал, каждый раз выходя из ситуации победителем. Однако кто и когда научил меня тому, что просить прощения – значит прослыть проигравшим, признать собственное несовершенство, я не знал. Сейчас же все было иначе. Сами обстоятельства и мое поведение, полное низости и эгоизма, не давали мне возможности беззаботно сравняться с Алексеем и пошутить на тему погоды. Это самое «совершенство» камнем висело на моей груди, притягивая к земле, как червя, где мне было самое место. Я был омерзителен, и это чувство, словно кислота, разъедало изнутри. Все еще стараясь выйти сухим из воды, я прокручивал раз за разом все произнесенные слова и не находил им ни единого оправдания.

– Алексей, постой, – догнал я его, – прости!

– Ладно, проехали, – послышалось в ответ.

Тяжелый камень был мигом отрезан. Он упал и остался где-то позади в гнилой листве. Вот и все! Так просто! Я уже свободно дышу и даже могу посмотреть ему в глаза. Невероятно, но я давным-давно не чувствовал такого внутреннего облегчения, которое давало всего одно слово. Оно вовсе не уничтожало меня как личность, а, напротив, возрождало во мне человека. Почему-то здесь и сейчас признать себя оступившимся, но, по сути, неплохим человеком было в разы прекраснее, чем оставаться безупречно проворной сволочью.

– Ты еще не познал, что есть дети и внуки, оттого этот первобытный страх за их жизнь тебе не ясен, – прервал мои мысли смягчившийся голос Алексея. – С их появлением все в мире меняется. Больше не существует тебя, стоящего в центре круговорота жизни. Теперь есть только он, твой потомок, лучшая часть тебя самого. Белый незапятнанный лист бумаги, где ты записал все самое прекрасное, что знал в этой жизни. Все то, что хотел бы оставить в вечности бытия. Ты оберегаешь его от дождя жестокости, не даешь вступить в грязь лжи, осторожно обводишь вокруг луж боли. Ведь самое невыносимое для родителя – это увидеть страдания и страх в глазах своего ребенка. И чтобы мой внук никогда не познал их, я готов положить здесь свою жизнь.