Кати Беяз - Всё, что от тебя осталось

По моим рукам пробежали мурашки, и я, бережно развернув скомканное покрывало, виновато укрылся им.

– Ты замечательный дед. Хотел бы я, чтобы мой был таким же, – выдохнул я под ноги, словно извиняя свое поведение неправильным воспитанием. – Я никогда не слышал от него подобных слов. Единственное, что ему хорошо удавалось, – это рассказы про войну.

– И чем тебе эти рассказы не угодили?

Такой вопрос завел меня в тупик, ведь я старался сделать Алексею приятное, никак не ожидая от него нападок.

– Вместо этих рассказов он вполне бы мог мне говорить слова заботы и любви.

– Слова заботы и любви могут звучать по-разному. Думаю, твой дед желал тебе всего самого прекрасного в жизни, что именно для него означало «жить без войны». Лишь только прошедший этот ужас может знать истинную цену миру. И пока человек помнит, что такое война, он никогда не сможет развязать ее снова.

Алексей явно намеревался поставить меня на место, и теперь любое мое высказывание оборачивалось критикой. Мне ничего не оставалось, как смириться с его настроением и немного помолчать. Но уже через минуту он заговорил сам.

– Ты боишься?

– Да, боюсь…

– Страх за свою неповторимую шкуру обезображивает человека.

«Ну вот, опять он за свое, можно было бы и в самом деле уже проехать эту тему…» – только подумал я, но он продолжал.

– Больше всего в жизни таких людей пугает неизвестность, хоть она и является неотъемлемой частью бытия.

Да что мы всё обо мне да обо мне… Меня явно начинало раздражать это копание в собственной персоне, и на этот раз я решил парировать.

– А тебе, Алексей, страшно?

– Кто был в бою, тот черта не боится, – горделиво ответил он, произнося слово черт с особой осторожностью, словно убирая из него пару букв.

«И этот туда же», – не удержался я от критики.

– Да и знаю я немного больше твоего про здешние места, поэтому страх не гонит меня в ложном направлении и не мутит разум.

Это был уже далеко не первый камень в мой огород, после которого я даже пожалел, что извинился. Признавая себя лишенным достоинства и смелости, я буквально подписал приговор к словесному распятию, которое, вполне возможно, продолжится до самой деревни. Я вдохнул холодный воздух, полный влаги, и решил поставить точку на нравоучениях.

– Прекрасно понимаю, как я звучал со стороны в тот шоковый момент, однако прошу тебя прекратить мое публичное бичевание.

– Я и не думал тебя бичевать. Это сделало за меня твое собственное самолюбие, – продолжал он в том же духе. – Представь, что твоей истерики не было вовсе, показались бы тебе мои слова обидными или уничижительными?

Он был опять прав. Но, черт возьми, не извиняться же мне перед ним еще один раз?!

В стороне послышалось шуршание листьев. Алексей нажал мне на плечо, принуждая опуститься к земле и замереть. Чуть правее раздалось тяжелое дыхание. Недалеко среди деревьев кто-то крался, вдыхая наши капли холодного пота, разносимые ночным воздухом. Поверх тумана проплыли острые кривые рога. Меня повторно бросило в пот, и я прижался к дереву.

– Постарайся даже не думать о них, – еле слышно прямо на ухо шепнул Алексей. – Они приходят на твой зов.

Просидев больше пяти минут в полной тишине, я спешно переспросил:

– Только на мой?

Он как-то странно посмотрел на меня, словно забыл, о чем был разговор, и вдруг мои щеки покраснели. Я наконец понял, что замкнул весь мир на себе совершенно напрасно.

– Ну я их уже как с прошлой осени не зову, стало быть, сейчас только ты из нас двоих этим занимаешься, – раздался полный терпения к моему эгоцентризму ответ.

Он снова резким движением коснулся своей ладонью моего носа, сигнализируя сию же секунду прекратить любые звуки. Мощные ноздри издали еще один сап где-то совсем близко, а тяжелые шаги лишь спустя несколько секунд неспешно начали отдаляться.

– Что значит зову? И кого их? – первым делом зашипел я, когда вдали все стихло.

– Господи, я думал, ты более смышленый! Тех самых, хвостатых и рогатых… Ну! Догадываешься?

– А если позвать Господа Бога, он тоже придет?

Алексей впервые с момента нашего знакомства разразился хриплым смехом:

– Нет, не думаю. Не подходящее тут место для него.

Я, окрыленный маленькой победой в демонстрации искрометного юмора, с улыбкой добавил:

– И чем же ему место не угодило?

На что мой спутник снова нахмурился и почесал затылок.

– Как-то раз я ехал здесь один, – тихим хриплым голосом начал он. – Была осень и вдоль обочины немного выше по склону я заприметил мясистые шапки боровиков. Остановив машину и собрав два больших мешка, я спустился в лес и продолжил сбор там. Чем глубже я продвигался, тем больше грибов находил, и в какой-то момент, наконец подняв голову, я наткнулся на заброшенную избу. Это был срубленный из необработанных бревен домик, огороженный по периметру частоколом. Моя находка не была бы столь примечательной, если бы не ее странный вид. Все бревна от частокола до стен сооружения были исцарапаны длинными когтями. Земля вокруг местами была вскопана, а от засохших земляных булыжников в разные стороны отходили все те же царапины, сделанные человеческой пятерней. Все выглядело так, словно из-под земли кто-то выбирался и нападал на дом. В глухом лесу много всякой живности, но я не знаю ни одного зверя, способного оставить такое. Любопытство одолело страх, и я зашел в хижину. Ее земляной пол был сырой и дурно пах. Сквозь одно-единственное окно попадало не так уж много света. Я включил встроенный в мобильный фонарик. От увиденного мои руки задрожали, и я выронил телефон на сырую землю. Тот, упав экраном вниз, простер свой яркий луч сквозь темноту. Он, тускло озарив бревенчатые стены, обнажил жуткие портреты. На меня смотрели безобразно изуродованные лица, вырезанные острым предметом по мягкой сосне. Они подобно негативам на пленке навсегда отпечатались там, покрывая избу от самой крыши до вязкой земли. Из темного угла на меня смотрел безумный старик, справа от него, оголив ряд острых зубов, хищно улыбался завсегдатый житель преисподней. По другую сторону удлиненное лицо с мертвецки закатившимися глазами. Кто-то дыхнул мне в затылок, и я почувствовал, как могильный холод пробежал по спине. Я резко обернулся, наткнувшись на бездонный взгляд из самого темного угла, который заставил мои руки похолодеть от ужаса. Не помня, как поднял свой телефон, я выбежал на улицу. Оставив все грибы у частокола, я уносил ноги как можно дальше от этого места. Однако, отбежав не так далеко, я вдруг остановился. Отдышавшись, я решил все же вернуться и сделать пару фотографий…

– Солнце вскоре садилось, – продолжал он, – но все еще бросало свои косые лучи сквозь сосны, в которых довольно быстро растворился весь мой страх. Вскоре я снова подошел к избе и, подняв перед собой телефон, увидел бордовую липкую грязь. Она тянулась странными жилами от пальца к пальцу и извергала невыносимо зловонный запах. Это была чья-то кровь. Воздушный шар терпения, наполненный гелием, оторвался в моем животе и моментально подлетел к горлу. Все это было непонятно, жутко и противоречиво, но я прошел войну, мальчик. Я проплыл свое море крови, понимаешь?