Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

– У неё фотографии в «Инстаграме» нескромные.

Рейхан попыталась взглядом выразить всё, что думала по этому поводу, но Ханым была не из понятливых. Тогда Рейхан сказала:

– На её месте я бы тоже не стремилась связать жизнь с вашим сыном.

– Почему это?

– Алкоголизм – болезнь наследственная, и это не шутка. А вдруг их дети в вас пойдут?

Ханым раскрыла рот, но от возмущения мысли её не поспевали за артикуляцией. Наконец она выдавила:

– Ну, Рейхан. Я знала, что ты стерва, но чтобы ты мне такое сказала!

Если уж жечь мосты, так жечь, подумала Рейхан и ответила:

– А ещё я знаю, что вы на работе мои препараты продаёте в несколько раз дороже. Не очень красиво с вашей стороны.

– Да я у тебя в жизни больше ничего не куплю, – задыхаясь, пообещала Ханым и бросилась к выходу. – Чтоб я к тебе ещё раз пришла! Хаясызка! [21] Скандальная, быдловатая женщина.

– Не споткнитесь там, – напутствовала её Рейхан и с удовлетворением услышала характерный звук рухнувшего на колени тела, а затем ругань и проклятья в свой адрес. – Нда, люди ужасно неблагодарные, – пожаловалась Рейхан коту. – Крепкой будет любовь её сына и той девушки. Она ещё придёт.

К этому путешествию Рейхан подготовилась более основательно, чем ко вчерашнему, захватив с собой не только термос со стратегическим запасом кофе, но и коробку, полную бутербродов с тремя видами сыра, овощами и копчёной индейкой. Рейхан не видела причин голодать в дороге или отдавать деньги за сомнительную стряпню деревенских ресторанов.

Запирая дверь, Рейхан с лёгкой улыбкой кивнула соседкам, которые развесили бельё на просушку и теперь сторожили его. Женщины вернули приветствие, но натужность их «салам» не укрылась от Рейхан, считывавшей мельчайшие движения человеческой души так же точно, как электромиограф улавливает сокращения мышц.

Раньше такого не было: когда девушка только поселилась в этом доме, за ней наблюдали, но без недоброжелательства. Теперь же даже кончики медных волос Рейхан, словно крошечные антенны, уловили враждебные вибрации, источаемые соседками. «Что за вожжа им под хвост попала?» – спросила себя Рейхан, но вскоре забыла об эпизоде, увлёкшись более насущными вопросами.

До автовокзала она доехала на такси (в этот раз без Юсифа, а не то, не ровен час, он решил бы, что она нарочно ездит за город каждый день, лишь бы провести с ним время), а там села в автобус, вёзший в Исмаиллы по самым демократичным ценам и оттого под завязку набитый этим самым демосом. Рядом с ней усадили ребёнка, круглолицего, с монобровью, словно сошедшего с азербайджанской миниатюры. Ребёнок было раскапризничался, но Рейхан так посмотрела на него, что инстинкт выживания велел ему держать рот закрытым, а руки-ноги – крепко прижатыми к туловищу. Пока они ехали, Рейхан отмечала на распечатанной карте Азербайджана места, по которым провёл её незнакомец из сновидений (или по которым провели её беспочвенные фантазии), пытаясь отследить логику перемещений. Атешгях, Бешбармаг – всем известные места силы. Горы Хызы – место силы только для разбирающихся людей, для всех остальных – просто диковинка. Рядом с Хызы – Алтыагач, заповедник Шесть Деревьев. Пять пальцев, шесть деревьев… Рейхан ради забавы продолжила логический ряд в две стороны: четыре угла храма огня. Семь куполов усыпальниц Едди Гюмбяз где-то возле Шемахи. К сожалению, крепость Джаваншира в этот стройный числовой ряд никак не вписывалась. Лишь одно не вызывало сомнений: кто-то, за кем охотилась Рейхан, уходил в глубь страны неизвестно с какой целью.

Настойчивый взгляд атаковал её. Рейхан имела неосторожность потянуть за дрожащую между нею и неведомым соглядатаем нить и увидела почти молодого мужчину, сидевшего сзади по диагонали от неё. Тотчас он смущённо уставился на свои руки. Рейхан же невозмутимо изучала его лицо, некрасивое, но запоминающееся – будь он в розыске, эта особенность доставила бы ему проблем. Удостоверившись, что сможет при случае его узнать, она отвернулась и задремала. Проснулась она только в самом конце пути, когда в городе ей снова пришлось пересесть в такси, которое довезло её до границы Талыстанского заповедника.

«И здесь от строек спасу нет», – подумала Рейхан, почти перейдя на бег, чтобы как можно скорее оставить шум и пыль позади. Работники ресторана с недоумением проводили одинокую девушку глазами.

Рейхан шагнула за символический забор, собранный из длинных тонких брёвен, и звуки стройки словно отсекло. Запахло грибами и туманом. Под ольхой прохлаждалась корова с длинной белой шерстью. В этом месте кто-то словно раздвинул горы в стороны, чтобы сотворить долгую дорогу для прогулок, присутствие гор было ненавязчивым, но ощутимым: мазки растрёпанной кистью на белом небе – ауреолиновая, золотистая, киноварь и немного окиси хрома. Где-то внизу река пела тихую колыбельную уставшим лесам. Можно было представить, что людей не существует – Рейхан почти поверила, что вернулась в один из своих снов, такими расплывчатыми, нереальными выглядели жестокие колючие кусты и кутающиеся в мох деревья.

Не изменяя своей практичности, она принялась собирать, вооружившись секатором, плоды шиповника, такие же яркие и аппетитные, как кошачьи носы, и так же защищённые острыми кривыми когтями. Один за другим они сдавались и проваливались в холщовый мешок, когти не могли добраться до рук, в их грозной неподвижности не было силы. И Рейхан утратила бдительность. Шип вонзился в её руку с ненасытностью, свойственной людям, но не растениям. Она даже вскрикнула от боли, но в этот же миг нечто отвлекло её от физического проявления мира: Рейхан почувствовала, точно так же, как два дня назад в Атешгях в огне, чьё-то едва заметное присутствие, след его боли, и, проследив за собственными каплями крови, упавшими на большой камень, увидела крошечные бурые пятна.

«Это ничего не значит», – попыталась убедить себя она, глядя, как смешиваются кровь и (?) кровь. Но, как фармацевт и как ведьма, Рейхан знала, что два вещества нельзя соединить «просто так», всегда будут последствия.

Она ускорила шаг. Мягкие листья шуршали под ногами, рокот реки стал тише – дорога отдалилась от воды, то возносясь так, что загораживала горизонт, то, взяв высоту, расслабленно устремляясь вниз; вокруг стало больше деревьев, высокие тонкие дубы подступили к самой дороге, потеснив кусты и камни. Всё выглядело таким безмятежным, и невозможно было представить, что где-то в мире кто-то может быть несчастлив.

Рейхан дошла до особенно высокого каштана с раскидистой медной кроной. Под каштаном стояли покрашенные в яркий, глянцево-зелёный цвет стол и две скамьи. Недолго думая, Рейхан уселась за стол и разложила перед собой провизию. Во время еды её всё не покидало чувство присутствия поблизости человека. Присутствие не отдавало угрозой, наоборот, в нём даже был оттенок робости, но Рейхан не хотела делить прогулку ни с кем, ни с опасным, ни с робким. Как бы то ни было, пока она обедала, человек не появился, и Рейхан, спрятав всё обратно в рюкзак, начала осторожно спускаться к реке – в этом месте дорога так круто уходила вниз, что ни один опавший лист не удерживался на её скользкой почве. Опираясь на длинную крепкую палку, найденную среди деревьев, Рейхан добралась до бережка, представлявшего собой просто клочок ровной земли, зажатый между горой и рекой, здесь – совсем узкой. Рейхан перешла речку – всего в два шага – и огляделась. Туман, лимфой растекающийся по межклеточному пространству леса, стал плотнее, и дальние деревья уже выглядели так, словно Рейхан смотрела на них сквозь папиросную бумагу. Присев на мягкий от толстого слоя мха валун, она наблюдала, как тот, чьё присутствие она ощущала во время остановки под каштаном, неуклюже спускается к переправе. Значит, тот мужчина, что ехал с ней в автобусе от Баку, с самого начала направлялся туда же, куда и Рейхан (она была уверена в своей привлекательности, но не настолько, чтобы вообразить, что кто-то ради неё полностью поменяет свои планы прямо в ходе поездки, даже если он самый натуральный маньяк).