Тим Леббон - Безмолвие [litres]

Но сейчас я не могла абсолютно ничего. Меня смыл поток безумия, и все мои попытки плыть против течения были обречены.

Высокий мужчина тащил меня задом, держа сзади за пуловер, воротник врезался в горло, босые ноги тщетно пытались зацепиться за землю, чтобы хоть как-нибудь его задержать. Натянутая ткань вынуждала меня держать руки поднятыми. Я перекатилась, так, что теперь колени обдирались о траву, а дополнительные пол-оборота еще туже затянули воротник на моей шее. Мне становилось трудно дышать. Я колотила своего похитителя по икрам и щиколоткам, забыв, по какой полоснула ножом Линна, но толку от этого не было никакого. Я попыталась подобрать ноги под себя и, уперевшись в землю, опрокинуть мужчину лицом вперед и упасть ему на спину, выкрутить ему руку, сломать ее. Но, высокий и худой, он был очень крепким, и с таким же успехом я могла бы навалиться плечом на толстое дерево.

Впереди я увидела ограду, а за ней два силуэта. Одним из них был «преподобный»: в полосе света из окон дома я разглядела смутное пятно его белого воротничка. Мне захотелось узнать, где остальные; я надеялась, что папа убил хоть кого-нибудь из них. Эта мысль потрясла меня, но стыдно мне не было.

Я попыталась встать на ноги, но поскользнулась на мокрой траве и, падая, перевернулась, так что нападавший снова потащил меня задом. Вот каким образом я увидела Линну.

Не помню, когда я в последний раз видела свою бабушку бегущей. Наверное, она считала это чем-то неподобающим. Пожалуй, я вообще никогда не видела, чтобы она двигалась хотя бы быстрым шагом. Но сейчас Линна бежала по двору, ее худой силуэт казался одновременно жутким и обнадеживающим. Угрожающим и бесстрашным. Я закричала бы от радости, если бы не сознавала, к чему это приведет.

Должно быть, кто-то предупредил моего похитителя. Он бросил меня, и я растянулась навзничь на мокрой траве, ударившись головой, но тотчас же снова уселась и увидела бегущую ко мне Линну. Пробегая мимо меня, бабушка печально улыбнулась. Я перекатилась влево и поднялась на четвереньки. Я успела увидеть, как Линна с разбега налетела на высокого мужчину, отбрасывая его на ограду, обхватила руками его за плечи и уткнулась головой ему в шею. Она плашмя упала на него, опрокидывая противника, и оба они скрылись из виду.

«Преподобный» и второй «притихший» поспешили на помощь своему товарищу. Я увидела, как «преподобный» внезапно споткнулся и исчез за оградой, и впервые у него на лице появилось какое-то другое выражение помимо безумия.

Должно быть, именно тогда Линна закричала. Впоследствии Джуд рассказал мне, что это был скорее торжествующий крик радости, чем вопль страха или боли, и это хоть как-то облегчило воспоминание о том, что произошло дальше. Но совсем немного.

Бледные тени налетели со всех сторон. Одни пронеслись мимо меня по направлению от дома, другие свалились с черного неба, многие слетелись с деревьев и погруженных в темноту полей, спеша на внезапный громкий звук. Они облепили сплошной массой Линну и остальных, лежащих на земле за стеной, и больше я свою бабушку не видела. Но я запомнила печальную улыбку у нее на лице, когда она пробегала мимо, и свое удивление тем, что моя старая, больная бабушка бежит так быстро. Наверное, я никогда не видела ее такой полной жизненных сил.

Руки схватили меня за плечи, и я резко развернулась, но это был лишь Джуд, с широко раскрытыми от ужаса глазами, но тем не менее он выбежал на улицу, чтобы помочь мне вернуться домой. Брат приложил палец к губам, хотя в этом жесте не было никакой необходимости. Кивнув, я поднялась на ноги, и мы, держась за руки, направились к дому.

Каждый шаг отзывался острой болью вины. «Я должна помочь Линне! Мы все должны поспешить туда, сразиться с веспами и освободить бабушку, перебить всех тварей, которые пытаются ее убить!»

Но там уже было по меньшей мере двадцать веспов, и отовсюду слетались все новые.

Линна не хотела, чтобы мы ей помогали.

Когда мы дошли до двери, у меня перед глазами все расплывалось. Слезы страха, ужаса и горя сжигали прикосновение холодного ночного воздуха к моей коже. Папа сидел в дверях, обхватив голову руками, у него под ногами собралась лужица крови. Мама стояла у него за спиной, держа в одной руке окровавленный нож, в другой вилку для жарки, рубашка у нее была разрезана и запятнана кровью, обнажившееся плечо зияло рваными ранами, глаза были широко раскрыты.

Ее взгляд метался между нами, вернувшимися в безопасность дома, и ужасом за стеной. Где умирала ее мать. У меня мелькнула мысль, почему она не поспешила на помощь. Позднее Джуд рассказал мне, что последним, что бросила Линна нашей маме, было: «Стой здесь, моя милая девочка!»

Мы с Джудом споткнулись о порог и упали в дом. Обернувшись, я увидела, как мама, поколебавшись всего одно мгновение, закрыла дверь. Повернув замок, она развернулась, прислонилась к двери и бессильно сползла на пол.

Я увидела в ее глазах, что даже тень надежды в ней умерла.

Не по сезону ранние снегопады на западе Германии привели к тому, что десятки тысяч веспов потеряли ориентацию, стали медлительными и сонными. Таких можно было без труда ловить и убивать. Многочисленные отряды, иногда из полицейских и военных, а гораздо чаще из простых неравнодушных граждан прочесывали улицы безмолвного Франкфурта, убивая веспов ножами, вилами и сделанными наспех из подручных материалов пиками, а также стреляя в них из луков. Мертвые туши собирались в мешки и сбрасывались в Рейн. Точного подсчета никто не вел. Связь работает с перебоями. Но с наступлением холодов начался ответный удар.

« Рейтер»,

вторник, 6 декабря 2016 года

В Антарктиде находятся в полной безопасности 1233 человека.

Энгус Макриди, начальник антарктической исследовательской станции «Халли»,

вторник, 6 декабря 2016 года

Им необходимо покинуть дом.

Распоряжался всем Джуд; он все продумал, собрал всех вместе. Мальчик суетился на кухне, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться, нет ли каких-либо звуков за дверью, ведущей в дом. Телефоны перестали трезвонить. «Притихших» нигде не было видно. Хью с гордостью наблюдал за своим сыном, но всякий раз, когда он зажмуривался, ему казалось, что его череп расколот пополам, а глаза в глазницах превратились в месиво.

Он налетел на торец массивной двери лицом, с такой силой, что сломал нос, выбил два зуба и получил трехдюймовую рваную рану на лбу. Впрочем, возможно, она из-за кровотечения выглядела страшнее, чем было на самом деле. У него кружилась голова, его тошнило, и он подозревал, что, вероятно, получил сотрясение мозга. Каждый раз, когда Хью поднимался на ноги, окружающий мир начинал качаться, и ему приходилось хвататься за стол, чтобы удержать равновесие.