Alex Shkom - Туман гор Кайана

— Ась?.. А-а-а, — понимающе потянул Смит. — Да я просто задумался, — его хитрая улыбка и неловкий тон говорили о другом. — А что? Страшно стало, да?

Условившись в плане, мы разошлись в разные стороны. Сложно было сказать, чья часть задумки в исполнении была труднее, но то, что обе из них были важны, было несомненно.

— Нет, я понимаю, почему ты согласился и отправил их добывать грузовик — мелкий знает деревню, а от белобрысого здесь не будет толку, но… Блядь! — нога геолога съехала по грязи. — Но нахрен ты сказал им уезжать, если припечёт?!

Обойдя поселение по дуге, я и Рональд пошли прямо в сторону горы. Смеркалось. Угол хребта шёл вверх с мягких тридцати и, через футов восемьсот, продолжался углом в пятьдесят градусов, что уже было вызовом, учитывая погоду.

А ещё и титул — гора. Проще было бы назвать то очень высоким холмом, случайным выступом или мелким шрамом Земли, но не горой — грязная, состоящая из мелкого щебня, земли и грязи порода скользила под ногами. Ни мороз, ни наличие камня в той почве не позволяли ей застыть настолько, чтобы по ней было комфортно взбираться.

Мы поднялись где-то на добрую тысячу футов, когда Рональд задал тот самый вопрос. На деле, план, который мы обговорили, был предельно прост: Теккейт и Энтони пробираются в деревню; маневрируя как между домами, так и сквозь них, добираются до грузовика; если у них будет возможность, угоняют его и, отогнав на полмили от деревни по дороге, ждут нас. Но, разумеется, я не мог не учесть то, что как мы могли не вернуться с горы, так и их могли застать противники, так что был отдан приказ отступать на грузовике в Кайана при малейших признаках опасности или же ничего не делать и затаиться в самой деревне, если угнать грузовик окажется слишком сложно. Разумно? Может быть. Только вот шанс застрять в горах, кишащих призраками, находясь в пятнадцати-двадцати милях от цивилизации, был, мягко говоря, самоубийством — не было ничего удивительно в том, что Уэйн противился.

— Речь идёт не только о наших жизнях, — кроме того, что смотреть под ноги, я старался и очень тщательно подбирать слова.

— Но и не только об их жизнях! На кого, спрашивается, ты оставил наш четыреждыблядский шанс на спасение?! На мелкого, что пытался нас прирезать, и на мужика, совсем не выглядящего надёжным. Совсем крышей поехал, сволочь…

— Почему тогда ты не остался?

— О-хре-неть! — по слогам произнёс тот с нескрываемым презрением. — Я, вообще-то, не об этом!

Я остановился и, встав поувереннее, обернулся на него. То был действительно хороший, но очень неочевидный вопрос: почему же он пошёл со мной, если так не доверял остальным? Настолько хороший, что его стоило и повторить:

— Но почему-то не остался ведь?

— Я… — он смотрел то в пол, то мне в глаза. — Слушай, давай без вот этих ебучих сцен, а? Сам прекрасно знаешь, что ты — единственный, кому я тут хоть более-менее доверяю. А после того, что мы выяснили насчёт Даниеля… Вот, как ты думаешь: не мог бы быть парнишка, пришедший к нам весь в крови, мёртвым, а? А белобрысый? Он хоть и лыбится время от времени всем нам, но, драть меня нежно, думает об этом больше всех — о том, кто из нас может быть духом или грёбаным призраком — как их там. То есть… Я говорю, что… Блядь. Вот ты можешь быть уверен? — его очки запотели от частого дыхания. — Хоть в чём-нибудь?!

А что я? Я стоял и не знал, что ему ответить. В какой-то момент сам шум ветра, в разы усилившегося с высотой, стал для меня каким-то… успокаивающим, гипнотическим. Словно в том монотонном колыхании воздуха было больше ответов, чем в моей голове, словно погрузиться в неизвестность по самую макушку и отдаться течению было куда проще, чем пытаться плыть против него или, что было бы совсем глупо, пытаться выбраться на берег. О, в том ветре было явно больше смысла, чем в моих предположениях.

— Нет, — ответил я наконец тому. — Я не могу быть уверен ни в чём.

— То-то же. А ещё эти уродливые суки в лесу… Почему, вот, они не идут за нами? — сняв очки, резко обернулся он и, конечно же, ничего не увидел. — Они наступали нам на пятки ровно до реки, а потом…

— В реке ведь была другая тварь.

— Какой, холодный ответ! «В реке ведь была другая тварь», — а что, сука, есть сейчас?! — раскинул он руки в стороны, прокричав. — Здесь же ничего нет! Ничего — только ёбаная грязь!..

Он резко стих, а потом и вовсе замолчал. О, я точно знал, о чём он подумал в те секунды. Всё время, все те минуты и часы, пока мы взбирались наверх, я отчаянно оглядывался назад, задавая себе тот же вопрос: «А что именно сдерживает мёртвых?» — но каждый раз я видел рядом со мной только его, а он — только меня. Там — на том пустынном склоне полностью голого, умерщвлённого временем и оточенного горного хребта не нужны были слова — всё было понятно и без них. Думаю, он действительно пожалел в тот момент, что пошёл со мной. И если действительно пожалел — то чувство было обоюдным.

— Продолжим… взбираться вверх, — прошептал он мне. — Как говорят у меня: ветер чистит голову либо фигурально, либо, кроме песка, её чистить просто не от чего.

А ещё те слова, что сказал мне Теккейт в лесу: «Я знаю, что парень в очках мёртв», — он не дал мне ни расспросить его, ни убедиться в правоте слов, так как сразу же убежал вперёд — вести группу по лесу. Но то, как он сказал… Уверенность в его взгляде была схожа только с той, с которой он смотрел на Рональда, называя его трусом — то был непоколебимый, безумно холодный взгляд… как и у его отца.

— У тебя хоть есть телефон? — взглянул я на Уэйна. — Мой-то остался в Тагитуке вместе со снаряжением…

Рон устало выдохнул и посмотрел куда-то в сторону. В его взгляде читалось недоумение и удивление, смешанные с позитивом от абсурдности вопроса. Он улыбнулся и, хлопнув меня по плечу, пошёл вверх:

— Конечно, блядь, есть. Ты вовремя спрашиваешь, «мистер Фогг»! — обогнав меня, он оглянулся; улыбки на его лице уже не было. — Пошли уже… пока чёртово небо ещё светло-серое.

На вершине было холодно и свежо. Серо-коричневые, абсолютно голые скалы обдувал слабый, лишь временами порывистый ветер. На той высоте, где были мы, уже почти не было тумана — за тусклой и незаметной дымкой, отлично проглядывался основной горный хребет, идущий далеко на восток — к самому Кайана.

Однако избавиться от ощущения, что дышу я тем же воздухом, стою в том же лесу, в котором бродит опасность, в котором меня поджидает либо обман зрения, либо смерть, я так и не смог. Там наверху была определённая свобода — да, но освобождения там не было.

— Думаешь, отсюда видно Кайана? — спросил парень, скинув рюкзак.

— Нет, — смотрел я прямо на восток — вдоль хребта, начинающегося сразу после резкого снижения. — Вряд ли.