Alex Shkom - Туман гор Кайана

— Что где-то здесь бродит «тот самый» мишка!

В одно мгновение Рональд, выходящий последним, залез обратно, а Сэм застыл, смотря то на водителя, то на дорогу.

— Но… он здесь. Он здесь, клянусь.

— Я повторяю: у нас нет на это времени!

— Но он был здесь.

— И где, блин, он теперь? Оленя в тумане терзает? То, что ты нам вчера рассказал бред, ещё не значит, что мы всё… Твою мать. Смотрите! — указал мне мой напарник в стену тумана. — Эй, чувак, гляди! Вы видите?!

— Нет, — тут же отчитался я.

— Не вижу, — заявили почти одновременно Джордж и Смит.

— Что?.. Что там?! — испуганно спросил водитель.

— Там… Там… Да! — вытаращился он широко открытыми глазами и кивнул. — Там бежит твоя совесть, дерьма кусок! — Сэм рывком захлопнул дверь грузовика и пошёл обратно. — Медведи у него, блин! Сказочник хренов! «Представляете — я увидел ровно то, во что не верил сам, но о чём вчера вам рассказывал», — как удобно, мать мою!

— Но я!.. — тот осторожно открыл дверь и попытался что-то ответить.

— Разочаровывающее зрелище, Даниель, — подытожил мистер Форвард.

— Я видел!

— А никто другой, блин, не видел!

С одной стороны — да, бред. С другой… Может быть, нам просто повезло, и животное, испугавшись грузовика, убежало прочь? Мог ли он не врать?..

Всю свою жизнь до войны я не был особо впечатлительным парнем. Кровь, ранения, смерть — ничего из этого не трогало меня изначально, будто в детстве мне просто не привили здоровый страх к подобного рода вещам, но… С тем же самым у меня отпала и религиозность — рациональное и холодное мышление просто не может идти в связке с верой, ведь сама она подразумевает то, что тебе необходимо отбрасывать сомнения и принимать истину просто на слово — не быть рациональным.

И получалось, что либо панчлайн шутки, заготовленной вчера, слишком затянулся, либо нас действительно миновала серьёзная опасность в виде разъярённого хищника. В любом случае, Даниелю не поверил бы никто — один в поле не воин, а лёгкая мишень, так что у меня было единственное рациональное решение: вряд ли мой суровый взгляд отпугнул бы тысячефунтового бурого медведя, но если он и был, и стая действительно нападала на людей и транспорт у дорог — хотелось бы это видеть, пускай и перед собственной смертью.

— Спокойно, — развернулся я к группе. — Я поеду с ним на месте штурмана. Если подобное приключится ещё раз или действительно приключится впервые — вы услышите об этом от меня.

— Ой, да пошёл ты! — улыбнулся мне напарник. — Хрена с два я поверю, что ты купился — ты, блин, просто хочешь пересесть на мягкое кресло с той грёбаной скамьи!

— Может быть, — ответ был не без излишнего ехидства. — Но это к делу не относится.

Очень долго ехали в абсолютной тишине, время от времени прерываемой шутками и бранью из кузова. Тогда, видя дорогу, на которой приходилось маневрировать Даниелю, я абсолютно не удивлялся тому, что грузовик вскакивал в ямы, прикрытые листвой, и подпрыгивал на едва заметных кочках, больше похожих на переливы света и теней. Более того — больше поражало меня то, что «влипали» мы слишком редко.

— У вас здесь всегда такая напасть с дорогами?

— Нет, — пытаясь не отвлекаться, медлил водитель. — Медведи обычно…

— Я не про это.

— Тогда про?.. А, да. Да, такое здесь всегда. Летом ещё более-менее неплохо, пока дожди не пойдут, но осенью и весной картина не меняется, а зимой и вовсе приходится использовать снегоходы.

— Я так понимаю, тем, кто живёт у реки, проще?

— Разумеется, проще, — для него это действительно был слишком банальный вопрос, так что и отвечал он не без раздражения. — Большинство посёлков расположены как раз возле них — можно сплавляться или подниматься по течению, не используя наземный транспорт. Даже топливо в Кайана подвозят на баржах по реке, так что…

— Да, трудно не догадаться об их важности.

— И, кстати, переводится «Кайана» как «место, где встречаются реки».

В тумане не было видно ничего, сколько ни всматривайся. Странные мелькающие тени деревьев, что складывались в пугающие и масштабные силуэты, вечный треск веток из-за местных оленей — я отлично понимал, почему Даниелю могло показаться, что он видел медведя-призрака. Более того — даже я сам попадал на удочку собственного воображения. Несколько раз кряду лишь мой рационализм позволял отмахнуться от ощущения того, что кто-то бежал параллельно медленно едущему грузовику, что кто-то вот-вот должен был бы нагнать нас или даже перегнать — чего только нельзя было увидеть, когда весь мир за десять футов от тебя представлял сплошное серое полотно и простор для фантазии.

— Если Кайана — это место, где встречаются реки, — в один миг ко мне пришло осознание, что просто терпеть тишину и всматриваться в абсолютно тёмный лес было слишком невыносимо, — то Аипалук — это?..

— Аипалувик. Нет, не ищи в этом логики. Никогда не знаешь, когда именно была основана деревня — между соседями всегда может быть расстояние в целые столетия.

— Так как это пере…?

— Бог, — привычку перебивать давно пора было занести во «вредные». — Дух, вернее. Хозяин бушующего моря, вестник смерти, разрушающий лодки и корабли.

— Интересное название для деревушки в горах.

— Старики мне рассказывали, что всё это ради того, чтобы задобрить его. Мол: старая деревня была расположена прямо у реки Сквирел, что течёт с севера Кайана. Её жители, обратившись в христианство, начали порицать да винить старых духов во всех своих бедах. Представляешь, — сказал он с явным сарказмом, — столько лет боялись их, преподносили им дары, а бог-то, оказывается, «всего один». Но духи — это тебе не просто выдумка. Вот и в отместку ночью «разлилась река по велению Алигнака, и повыходили из неё Арнапкапфаалук, состоящая наполовину из рыб, вместе с Нерривикой, окутанной моллюсками, и забирали они всех и каждого к Аипалувику, кого не забрала сама река». Только шаман — древний и преданный самому старью — остался жив, чтобы нести этот урок.

— Я думал, что большинство здесь давно стали христианами, забыв старые сказки или променяв их на новые.

— Вряд ли. Да, влияние колонистов сильно сказалось на нас, но забыли ли мы? Нет. Люди здесь часто бедные и одинокие, если сравнивать с другими штатами или даже просто взглянуть на юг. А только бедные и одинокие и умеют помнить.

Когда мы подъезжали к деревне, прошло два часа ровно. Я ещё раз убедился в том, что без сопровождающих или знающих путь не выйти из подобных мест — многие потемневшие ели, растущие достаточно далеко друг от друга, казались мне правильным проходом, многие пешие тропинки, теряющиеся в грязи, создавали иллюзию нормальной дороги, многие голые и холодные поляны, разложенные природой тут и там, виднелись мне пропущенными поворотами — всё, что я видел из-за тумана, говорило о том, что путь был неправильным, а всё, что я слышал в нём — что он был опасным. И даже возле гор — там, где лес редел, а пустых степей было куда больше, по-прежнему можно было мало что разглядеть — только голые, лишь изредка покрытые снегом шпили, гладящие небо своими неострыми верхушками.