Александр Матюхин - Кладбище ведьм

Уж что Маша умела, так это оставаться невидимкой до поры до времени.

Откуда-то из коридора внезапно донеслись голоса. Вспыхнул свет. Маша отодвинулась ближе к двери, готовая выскочить, случись что. В коридоре появились силуэты. Наташина мама шла первой, за ней четыре женщины. Все держали в руках горящие свечи.

— Посмотрим, что тут у вас, — говорила мама. — Заглянем, добавим, хе-хе.

Голос у неё был скрипучий, кашляющий, чужой. Хотя откуда Маша вообще могла знать, как разговаривает Наташина мама? Морок, не иначе.

Открылась дверца под лестницей, огоньки свечей затрепетали. Одна из женщин — высокая, некрасивая и вся какая-то нескладная, сказала:

— Как же давно я сюда не заглядывала, моя дорогая! Как же приятно вернуться!

Бабушкина комната наполнена такими странными вещами, что я даже боюсь заглядывать

Голос Наташи

— А сверток видела?

Он пустой. Женщина хочет попросить маму, чтобы та завернула ей в тряпки ребенка. В смысле, наколдовала. Женщина очень хочет ребенка, но у неё никак не получается. Оксана, соседка, привела её.

— Ты не шутишь про колдовство? Ну или я окончательно свихнулась.

Это от бабушки. Ведьмин дар. Думаю, она не только детей умела наколдовывать. У меня тоже есть… помнишь, я сказала, что ты выродок. И потом, в туалете… Я всё о тебе знала, потому что видела происходящее твоими глазами. Поселилась к тебе в голову, как сейчас… Прости.

Дверь комнатки под лестницей скрипнула, закрываясь.

— Всё так не вовремя, — пробормотала Маша. — Где ты была раньше со своим даром, а?

Каждый сам решает, как ему поступать. Вряд ли бы ты сделала что-то иначе.

Наверное, так оно и было. Маша постояла пару секунд, размышляя, собирая лихорадочные мысли в кулак.

— Угораздило же меня… Куда идти-то?

На улицу. Потерпи немного, скоро я покажу укрытие.

На улице вновь накинулся ветер. Неприятно набухли подмёрзшие губы. Сутулясь, как недавний призрак из сна, Маша побежала по снегу в обход дома, к пристройке. Остановилась на мгновение у калитки на соседский двор. Кто-то приклеил скотчем лист с нарисованной дверью. Вместо ручки — черная точка.

— Это такая же фигня, как была у меня?

Да. Но нас туда не пустят. Ещё слишком рано. Я чувствую, что меня ждут.

— Туда — это за калитку что ли?

В другое место.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком молчаливая и ничего толком не рассказываешь?

Много раз. Я пытаюсь сформулировать всё правильно, но не могу подобрать подходящих слов. Эти рисунки — метки, указывающие, куда надо идти. Это мой дар. Раньше я перемещалась сама, как бы прыгала под одеяло и оказывалась где-то, где не должна быть. А теперь вижу эти нарисованные двери. Они для меня. Баба Ряба нарисовала и развесила их для меня, понимаешь?

— Твоя умершая бабушка, ага. Всё чудесатее и чудесатее.

Пока проще было поверить, что Маша всё же свихнулась. Бывает же так, что психи неосознанно проходят много километров по бездорожью и холоду, оказываются в таких местах, где никогда бы вообще не были. Так может, её тоже занесло сюда волей психического срыва?..

Размышляя, Маша обогнула дом. На улице темнело. Небо стремительно становилось темно-лиловым, похожим на перезрелую сливу. Остатки солнечного света рассеялись по земле, играя снежными искорками.

Дверь летней кухни была приоткрыта. На застылом пороге у ног торчало что-то чёрное, бесформенное, сквозь лёд были видны кусочки ржавой соломы. Маша задумчиво почесала запястье, где проступило ещё одно тёмно-красное пятно. Надо бы купить мазь от раздражения кожи. Сумасшедшим продают, интересно?..

Заходи.

Ну, что ж, даже если это шизофрения, то от неё всё равно никуда не деться.

Сизые блики света выхватывали из темноты старую раковину с краном и зеркальцем на белой стене, колонку, стол, укрытый скатертью, навесные полки с посудой. Черная труба тянулась по стене и исчезала в соседней комнате, где стояла старая печь с огромным котлом.

Маша каким-то невероятным образом вспомнила, что баба Ряба никогда не подпускала внучку к этой печке. Боялась чего-то. Мимо печки в курятник она проходила с бабушкой вместе и никогда без неё.

Эти воспоминания наслоились на её собственные, вытеснили их. Чужие, но как будто свои.

— Нам куда? — спросила она, оглядываясь.

Голос Наташи в голове:

Через курятник

И снова чужие/свои воспоминания.

Если пройти вдоль курятника, то ещё через одну невысокую дверь можно попасть в кирпичную пристройку, где Цыган держал самогонный аппарат. Там же Цыган поставил диван и телевизор, оборудовал небольшой столик с микроволновой печкой и поставил радио, из которого постоянно играли старые песни — Алла Пугачева, Лев Лещенко, Иосиф Кобзон. В пристройке Наташа была всего два раза — ходила с бабушкой из любопытства. Цыган не запрещал к нему приходить, но, во-первых, действовал бабушкин запрет на печь, а, во-вторых, Наташа боялась ходить одна через курятник. Ей всегда казалось, что какой-нибудь особо агрессивный петух набросится на нее и заклюет. Впрочем, небеспочвенные страхи.

…Куриц в курятнике давно уже не было. Бабушка перерубила их, когда решила, что уже слишком стара, чтобы держать хозяйство. На двери Маша снова увидела лист бумаги с нарисованным прямоугольником-дверью. Наташа сказала:

Каждая ведьма чувствует свою смерть. Вот и бабушка почувствовала и решила подстраховаться. Разместила двери в разных местах. Кто видит — тот поймет!

— И откуда ты это знаешь?

Думаешь, я хотела знать? Оно само…

Маша прошла мимо печки и котла, укрытого металлической крышкой. В тесном помещении неприятно пахло — то ли плесенью, то ли застоявшейся водой. На низком отштукатуренном потолке собрались капли влаги.

Не задерживайся здесь

— Почему?

Я… — Наташа запнулась. — Мне кажется, здесь слишком много теней. Помнишь, я говорила тебе, что могу видеть призраков, которые только что покинули свое тело? Так вот… я вижу, что здесь было очень много призраков. Они растворяются со временем, превращаются в тени, скапливаются по углам и тихонько исчезают в небытие. Тени повсюду здесь

— Откуда они взялись? Твоя бабушка складывала тут трупы или что?

Я не знаю. Картинка не хочет складываться. Как будто меня ведут на коротком поводке. Одна нарисованная дверь, другая… А что будет за последней дверью?

— Меня не спрашивай, — буркнула Маша. — Я уж точно на коротком поводке.

Наташа промолчала. Маша торопливо пересекала курятник. Под ногами скрипели опилки. Темнели деревянные балки, мохнатые гнезда, торчали пучки старой соломы, дрожала блестящая паутина.

Маша задела что-то ногой, и оно покатилось по полу. В темноте не разобрать — шар или… яйцо? Она наклонилась, нашарила что-то овальное и теплое. Действительно, куриное яйцо. Черное, шершавое, будто покрытое мелкими чешуйками.