Александр Матюхин - Кладбище ведьм

Баба Ряба рассказывала Наташе страшные сказки, закладывая их смысл в голову, оставляя в детской памяти засечки на будущее. По спине пробежал холодок.

Она положил яйцо обратно на пол и торопливо пошла дальше. Курятник был вытянут, как линейка, дверь в комнату Цыгана находилась в самом конце, метрах в пяти впереди.

— Странно тут всё, — пробормотала Маша. С дряхлых потолочных балок свисали сверкающие нити заиндевевшей паутины. За окнами ничего не было видно, только проникал густой сизый свет, наливающийся темнотой.

Мы уже в другом мире , — ответила Наташа. — Это одна из деталей, которую подсунула баба Ряба. Надо собрать их вместе, чтобы увидеть полную картинку.

— Именно за этим мы и бегаем? Собираем картину?

Баба Ряба хотела мне что-то сказать. Она знала, что я вижу картинки в голове. Она много раз говорила, что у меня дар.

— Ещё немного таких разговоров, и я уже не буду жалеть, что разбила тебе голову.

На последней двери курятника не висело никаких листов. Только клочья старой паутины, будто никого здесь не было много-много лет. Маша взялась за ручку, потянула. Дверь засвистела проржавевшими петлями. Изнутри комнаты дыхнуло чем-то кислым, словно перегаром.

Главное не бояться. Вернее, бояться-то можно, но ровно до той степени, пока не захочется бежать.

Комнатка Цыгана была совсем крохотной. Диван занимал всю левую стену. У окошка с занавесками на холодильнике стоял старый телевизор с чёрным выпуклым экраном, а возле него — электрический чайник. Света из окна пока еще хватало, чтобы рассмотреть всё в деталях.

С противоположной от дивана стороны возвышался самогонный аппарат. Это была пузатая уродливая конструкция, с множеством каких-то трубочек разнообразных форм и размеров. Были спиралевидные, гибкие, прямые, тонкие и толстые, с дополнительными трубочками внутри, разноцветные. На боку аппарата блестел под стеклом большущий термометр. Свисали и валялись на полу, словно дохлые змеи, резиновые трубки. Тут же, под массивным треногом, на котором покоилась конструкция, лежало опрокинутое ведро.

— Никого нет, — пробормотала Маша.

Хотя, кого она ожидала здесь встретить? Монстра из-под кровати? Мертвую Наташину бабушку с синюшным лицом и вывалившимся распухшим языком? Неизвестного ей Цыгана с топором в руках?

Отчима?.. Образ выскочил перед глазами сразу же — окровавленное лицо с оттянутыми вниз набухшими чёрными веками, закатившиеся глаза, вывалившийся язык…

Подойди к этой штуке , — попросила Наташа, — я что-то чувствую.

Самогонный аппарат больше всего был похож на уснувшего робота из фильмов, или на чудовище, у которого вместо рук стеклянные трубки, а шланги — это дополнительные конечности, которыми можно обвить жертву за шею, сдавить крепко, не давая вздохнуть.

Маша тряхнула головой, безрезультатно пытаясь избавиться от наваждения. Лицо отчима не исчезло, но переместилось куда-то на периферию.

— Хорошо, посмотрим, что тут у нас…

Она обошла аппарат несколько раз, разглядывая клапаны, ручки, колечки, трубки. Споткнулась о вспоротый мешок с сахаром, и из него высыпались на пол рыжие от влаги кубики рафинада. Маша присела на корточки, взяла несколько кубиков в руку. Они были ледяные и рыхлые, почти сразу же начали крошиться.

Наташа внезапно сказала:

Так сложно. Но, кажется, я поняла, что тут произошло.

— Ты о чём?

Мою бабушку убили, ты видела. И Цыгана. Всё это выглядело так, будто спившийся сожитель убил бабушку топором и подвесил на пороге. Ужасная смерть.

Шлеп!

По щекам словно провели холодной мокрой тряпкой. Перехватило дыхание. Маше показалось вдруг, что воздух в метре перед ней исказился, стал плотнее.

Кисло запахло самогоном, и еще чем-то неприятным… чем-то… запах крови, точно. Маша вспомнила, как он просочился в ноздри в школьном туалете. Густой, солоноватый.

— Что это был за звук? — она осторожно повернулась, но никого не увидела. — Не молчи, эй. Ты в курсе?

Шлёп!

Будто кто-то невидимый хлопнул влажными ладонями.

Не закрывай глаза! — шепнула внутри головы Наташа, и Маша представила её перепуганной тенью, забившейся в уголок чужого сознания. — Всё, что находится за закрытыми дверями, обретает реальность.

— Не собираюсь я ничего закрывать! — Маша осмотрелась ещё раз. Никого. В блёклом, налитом серостью свете трепетали встревоженные пылинки.

Возвращайся в курятник. Но не беги. Осторожно, чтобы тебя никто не почуял.

— В смысле? Ты уже всё узнала?

Шлёп!

Где-то совсем рядом. Маша снова неосознанно крутанулась на месте. Знала бы, что так будет, прихватила бы с собой нож…

Холодный ветер лизнул обнажённые плечи и коснулся шеи.

Шлёп!

Воздух задрожал, закачалась лампа под потолком, а вместе с ней закачались тени, принялись извиваться, растягиваться, словно ожившие.

Что-то коснулось Машиной обнаженной ноги. Что-то скользкое и холодное. Маша взвизгнула, прыгнула в сторону двери, забыв о наставлении, но в этот же момент дверь распахнулась сама собой. За ее пределами, увидела Маша, больше не было курятника. Там клубилась чернота, будто густой дым от горящих покрышек — едкий, плотный, почти живой.

Соваться туда не было никакого желания.

Шлёп!

—— Твою мать! Что мне делать-то? Отвечай! Живее! — Маша почувствовала, как подступает паника — опасная штука, от неё надо избавляться как можно быстрее.

Я перепутала!

Наташин визг отозвался болью в ушах и висках.

Закрывай глаза, быстрее! Он не уйдёт, пока не покажет! Закрывай!

— Кто? Кто не уйдет?! Что происходит?

Лампа летала из стороны в сторону, словно подхваченная ураганным ветром. Со звоном рассыпалось стекло, впуская густой мокрый снег хлопьями, и это всё закружилось в воздухе. По комнате заиграли крохотные пятнышки света. Миниатюрный смерч из осколков и снега. Представить страшно, что будет с человеком, если он окажется в эпицентре.

Шлёп!

Быстрее же, ну! Что ты как копуша!

Маша глубоко вздохнула. Жаль, нет ножа. Закрыла глаза.

Цыган?

Она видела комнату даже с закрытыми глазами, но все здесь выглядело … немного … по-другому. Мир исказился, расплылся, сделавшись похожим на… сон? Осколки замедлили полет, снежинки застыли. Тени тоже замерли, искромсав пол, словно шахматную доску, на светлое и черное. На расстоянии вытянутой руки стоял тот самый Цыган. Наташа знала его. Теперь знала и Маша.

Шлёп!

Это были не хлопки ладоней, о, нет! Звук босых мокрых ног по полу, вот что это такое! Вернее, не мокрых, а…

С Цыгана слезала кожа. Как будто сначала он надел на себя что-то вроде кожуры от вареного лука — прозрачное, скользкое и наверняка липкое — а затем оно начало с него сползать. Прозрачные влажные лохмотья свисали с щек, из-под глаз, с кончика носа и с подбородка. Большие водяные пузыри набухли на шее и на груди. Цыган был полностью обнажен, и Маша увидела россыпь мелких прозрачных волдырей на животе, и ниже живота… на волосатых ногах… стопы были сплошь покрыты сочащейся сукровицей. Когда Цыган делал нетвердый шаг — шлёп! — на полу оставались влажные следы, вперемешку с ошметками мертвой влажной кожи.