Алексей Атеев - Солнце мертвых

— Давай закусывай, — кивнул на стол Стас, — чай наливай, варенье бери, не стесняйся, ты мой гость.

Володя налил себе чаю, взял пирожок с мясной начинкой. Он жевал, не зная, что сказать, с чего начать разговор. Молчал и хозяин.

Наконец краевед не выдержал. Судорожно сглотнув кусок, он взглянул на Стаса и вымолвил:

— То, что случилось вчера ночью… — он не договорил и уставился на сверкающий бок самовара.

— Что случилось? — Стас поднял на Володю свои холодные глаза.

— Не знаю, как выразиться, — смутился краевед. «Скажешь что-нибудь не то, — лихорадочно размышлял он, — еще обидится». В лесу, ночью… Обряд этот…

— А-а, — протянул Хозяин.

Он замолчал и снова стал неторопливо потягивать чай из большой ярко-синей чашки. Молчал и Володя, не зная, как продолжить разговор.

— Может быть, это я виноват?! — неожиданно заявил Стас.

— В чем?

— В том, что без подготовки взял тебя в лес… Право, не виноват, ты сам захотел. Так сказать, прикоснуться к корням… К древностям… К сокровенному знанию, которое только для избранных. И я пошел тебе навстречу, сделал исключение из правил. Именно исключение. Редчайшее, смею тебя уверить. Потому что понимаю: в наш век, когда старое, исконное, накопленное веками умирает в один день, рушится на глазах, все продается. И нас желают купить. А где сыскать опору? Только в молодых. В таких, скажем, как ты.

— Кто желает купить и что? — удивленно спросил Володя.

— Об этом мы еще поговорим. Пока не до объяснений. Я тебе говорю — время нынче такое, что если хочешь выжить, нужно искать новые пути.

Ничего не понимая, Володя во все глаза смотрел на хозяина дома.

— Ладно, — внезапно заявил тот, — об этом пока рано. Я хочу попросить тебя об одной услуге. Как, сделаешь?

— Конечно, если только в моих силах.

— В силах, в силах… Сейчас тебе нужно отправиться в областной центр и найти там одну женщину. Передашь ей письмо и на словах скажешь, что я очень хочу ее увидеть. Ты должен уговорить ее приехать в Светлый. Приложить все силы, убедить, настоять, ну, я не знаю, что еще… Словом от ее приезда зависит очень многое.

Володя удивился. Вот этого он никак не ожидал. Почему именно он должен выступить в роли гонца? Да и как сумеет убедить человека, которого он в первый раз видит?

— Что за женщина? — осторожно спросил он.

— Моя мать.

— Так почему же ты сам…

— Не будем обсуждать, — перебил его Стас. — Ты можешь отказаться. Но объяснять я ничего пока не буду. Дело очень приватное. Придет черед — все узнаешь, а пока от тебя требуется доставить письмо и уговорить ее приехать.

— А если у меня не получится?

— Должно получиться.

Володя недоуменно смотрел на Стаса и прикидывал, как бы потактичнее отказаться. Тут, видно, какое-то темное семейное дело, в которое ему лезть не следовало. С другой стороны, долг платежом красен. Но почему все-таки для этой цели выбрали его? Не проще ли самому Стасу съездить к матери?

— Поедешь ты, — властно вымолвил Стас. От ледяных интонаций его тона Володе стало не по себе. — Скажешь ей, что ее сын в большой беде и если она не явится, то очень об этом пожалеет.

— В какой беде?

— Не перебивай. Скажешь еще, что если у нее осталась хоть капля материнского чувства, то она должна быть здесь. Словом, говори что угодно, но заставь ее приехать.

Деваться было некуда. Володя тоскливо смотрел на самовар, который, казалось, в минуту потускнел. Ощущение праздника пропало.

Неожиданно Стас встал из-за стола и подошел вплотную к своему гостю. Он положил на голову Володи свои ладони, и тот вдруг снова почувствовал радостную легкость и даже чуть пугающую пустоту в своем теле. Конечно же, он поедет. Чего проще: передать письмо и сказать пару слов.

— Я согласен, — с готовностью произнес он.

— Вот и хорошо. У ворот стоит машина. Тебя довезут прямо до ее дома. Передашь письмо, скажешь пару слов и назад.

— А она поедет назад со мной?

— Вряд ли. Скорее всего она прибудет сюда самостоятельно. Итак, в путь. Вот тебе письмо. Зовут ее Татьяна Николаевна. Отправляйся.

Через пятнадцать минут краевед сидел на заднем сиденье «Волги» и равнодушно смотрел в окно. Машина неслась к областному центру. Все было предельно ясно.

Внутренности «стекляшки» наполнены мерцанием. Следопыты в первую минуту не разобрали источник этого света, но потом поняли, что это мерцает пламя десятка свечей. В этом призрачном свете можно было различить три неясные фигуры, застывшие в неестественных позах. По-видимому, те не слышали щелчка замка. Через узкую щель приоткрытой двери невозможно понять, что же происходит внутри. Но постепенно в дымной мгле проступили отдельные детали.

Свечи были расставлены прямо на земле. Тут же между ними возвышалось непонятное сооружение, напоминающее соломенное чучело, только значительно меньше, чем те, что стоят в огородах. Прямо перед чучелом склонился в поклоне и застыл человек, лицо которого, как показалось наблюдателям, густо намазано сажей или сапожной ваксой. Только белки глаз сверкали на нем. Человек был совсем голым, если не считать набедренной повязки. Остальные двое стояли у черного за спиной, и их лиц совсем не видно.

Черный поднял руки над головой и что-то прокричал. Слов разобрать не удавалось, да эти звуки было трудно назвать словами, скорее они походили на волчий вой и хохот гиены. Сыщикам стало не по себе.

— Вот! — хрипло произнес водопроводчик. — Я же говорил — нечистая сила.

— Тише! — зашипел капитан.

Неожиданно в руках черного появился какой-то предмет, но какой, наблюдатели сразу не разобрали. Предмет бился и трепыхался.

— Курица, — прошептал догадливый водопроводчик. И действительно, в руках у черного была курица. Послышалось недовольное кудахтанье, которое почти сразу же оборвалось. Черный молниеносным движением ножа отрезал птице голову. Запахло кровью. Ее запах смешивался с гарью свечных огарков и тяжелым духом свежей сырой земли. Тошнотворная смесь кружила голову, вызывала удушье.

Черный между тем снова затянул что-то вроде монотонной песни. Песня становилась все более похожей на дикую неясную скороговорку. Слова произносились отрывисто и хрипло. Обезглавленная курица продолжала дергаться в его руке.

Внезапно легкий гул прошел по помещению. Земля чуть заметно задрожала, и стекла «стекляшки» мелодично задребезжали.

— Колдуют, — дрожащим голосом сказал Како-венко, — нужно сматываться.

Но у капитана Казакова было, видимо, другое соображение.

— Надо их задержать, — шепнул он Андрею. Дрожание земли, однако, прекратилось. Черный некоторое время сохранял молитвенную позу, хотя бормотать перестал. Наконец он выпрямился, в сердцах отбросил курицу и что-то резко и отрывисто сказал, скорее всего выругался. Андрею показалось, что черный говорил по-французски. Один из тех, что был позади, что-то почтительно возразил. Черный снова выругался и изо всей силы пнул курицу.