Руслан Юрьев - Параллели Зазеркалья [litres]

Максим вынырнул из своих мыслей и поймал на себе взгляд Марии. Он улыбнулся ей в ответ.

Сейчас этот взгляд был пустым и неинтересным. «Зачем же ты сюда пришел? Вот это и есть девиация!».

– Вы явно знаток любви, – еще смеясь после его последнего высказывания, произнес Дедов.

– Не думаю, хотя у меня есть определенные мысли по этому поводу, вот такая дефиниция: любовь – это прекрасное чувство. Правда, многие заблуждаются, считая, что она парит где-то в пространстве, in the air , что она какая-то одушевленная вещь, субстанция… Полагают, что она существует как нечто индивидуальное. Банальный пример: миф о некоем Купидоне, который стреляет из лука и пронзает наши сердца стрелой любви… На самом деле, любовь заложена в нас самих, мы сами порождаем ее, повстречав кого-то, сами находим и извлекаем из недр своей души. Вначале – это сильная эмоция, смешанная со страстью и желанием, desire , которая потом, со временем, перерастает в более глубокое чувство привязанности, уважения и понимания. Это и есть любовь между мужчиной и женщиной…

– Интересно, – задумчиво потянул Дедов.

– А я за страсть, – сказала Мария и обвила бокал пальчиками. – Давайте выпьем за нее, чтобы не иссякала.

Выпили. Потом еще. Бокалы опустели. Вторая бутылка была на исходе, оставалось чуть-чуть на донышке. Старик, уже навеселе, разговорился. Свечи в серебряных подсвечниках укоротились, разливая слезы воска на подножки. Классическая музыка как будто стала громче, а маятник настенных часов, казалось, двигается в такт этой мелодии.

Дедов, заметив, что гость смотрит на часы, обратился к нему:

– У вас еще какие-то дела? Понимаю, вытащил вас в будний день… неудобно как-то… время уже позднее… чувствую себя виноватым. Если вам надо идти, то, конечно…

– Дорогой! – перебила его жена. – Сорбе не очень хорошо идет после шампанского. Может, откроем бутылочку десертного вина к фруктам и сладкому, чтобы угостить нашего гостя перед уходом? Я думаю, он выкроит для нас еще чуточку своего драгоценного времени.

– Гм… – Максим заерзал на стуле. – В принципе, мне надо проработать пару контрактов, но… но на десерт я, пожалуй, останусь.

– Вот и замечательно, – хлопнул в ладони Дедов.

Взгляд его застыл на короткое время в одной точке на столе, как будто он пытался вспомнить что-то, затем старик встал из-за стола.

– Пойду-ка я в наш винный погреб и принесу бутылку лучшего вина.

– Винный погреб? Это же в гараже. Почему бы вам не послать портье, чтобы он принес его сюда?

– Не волнуйтесь, господин Любимов, мне полезно немного подвигаться перед сном, – тень улыбки. – Кроме того, мой винный погреб – это мой храм, я не люблю пускать туда посторонних. Там коллекция моих самых лучших бургундских вин. Вы подождите, а я выберу для нас замечательное вино. Это не займет много времени.

Дедов вытащил ключи из ящика в прихожей и удалился, захлопнув за собой дверь. Мария тут же встала и тоже пошла в прихожую, послышалось железное бряцанье, потом она вернулась.

– Старый дурень! Он помешан на своем вине. Я так и предполагала, что он вызовется пойти туда, чтобы собственноручно выбрать и принести бутылку.

– Ты зря закрыла дверь на цепочку, это может вызвать подозрение, – бросил Максим, откидываясь на спинку стула.

– Лучше уж пусть наткнется на цепочку, чем на нас. К тому же не думаю, что он вернется очень быстро. Я заранее перемешала ему ключи на брелке, они же почти одинаковые, хе-хе, и вдобавок я выкрутила лампочку в этом гребаном погребе. Ох, предстоит ему там покопаться! Это даст нам немного времени.

Мария медленно подошла к Максиму, поставила колено на стул и просунула между ног мужчины.

– Ты пожелал остаться на десерт. Получи же его, жеребец.

Она распустила волосы и провела языком по губам. Максим сделал глубокий вдох и втянул в себя ее аромат, похотливый и распутный в этот момент.

В льющейся музыке доминировали высокие ноты. Маятник гипнотизировал своей ритмичностью и плавностью. Еще один вдох ставшего горячим воздуха. Пафос окутывает, как туман. Животное чувство пробуждается внутри. Максим посмотрел ей в глаза, блеск на губах, в основном из-за слюны, другой блеск, но тоже хорош сейчас… сейчас… в глазах тоже вроде… вроде…

Потом! Не сейчас!

На ней было темное, с бронзовым оттенком и с разрезом выше лодыжки платье. Максим вскочил, схватил ее за предплечье и, развернув, изогнул буквой «Г» лицом к столу.

– Ах! Да! – ее молящий стон резанул мелодию, как бывает в оперной сцене.

Рывком задрал ее платье до бедер. Как и предполагалось, она оказалась без нижнего белья. Теплая и уже полностью влажная. Skinhead . Провел ладонью по ее шее до затылка, откидывая волосы вперед над столом. Она застонала в агонии, в предчувствии ярких ощущений. Подобно графу Владу Цепешу, он игриво провел языком по линии шеи. Затем, быстро расстегнув ремень и джинсы, вошел в нее. Стол задрожал под монотонными движениями их тел. Слезы оставшихся свеч брызгали на деревянную поверхность, застывая и превращаясь в белые капли.

– Ах… ах… – стоны вливались в мелодию Стравинского, ударяя по самым высоким нотам в интервалах классического творения. Еще несколько мгновений, потом это чувство, электрическим разрядом вливающееся в каждую фибру тела. На кульминации Максим почему-то обратил внимание на тени от свечей. Они ожили и танцевали по-шамански на белых стенах комнаты. Запах сладкого пота ударил в нос. Ее железа выдала пик оргазма. Полет. Несколько секунд. Потом резкое дыхание и взгляды. Ее – в запотевшую от дыхания кляксу на поверхности стола. Его – в ее влажную шею и темные волосы. Он почти утонул в этой тьме волос, но вовремя очнулся и отпрянул назад. Застегнув ширинку, развернулся к огромной картине на противоположной стене.

– Ты был как всегда прекрасен, – донесся еще дрожавший от возбуждения голос Марии.

Она поправила платье, подошла к нему и обвила своим горячим телом.

– Мне было очень приятно.

Максим ничего и не ответил. Просто стоял и тупо смотрел в окно. Музыка продолжала настойчиво звучать в пространстве. Но он ее не слышал. Окно, куда упал его взгляд, из-за темной ночи за ним стало зеркалом. В зазеркалье он увидел потерянного индивидуума – себя? – и какую-то пошлую незнакомку, обнимающую его. Музыка Стравинского ударялась о стеклянную поверхность и рикошетом вливалась в него печальным плачем отчаяния. Свечи умирали, забирая с собой еще одну каплю из колодца надежды, уже почти исчерпанного. Незнакомка обняла его еще крепче, пытаясь вызвать взаимность. Он все еще не реагировал, даже не смотрел на нее, потому что знал, знал, что только что взял от нее все, что мог. Больше в ней ничего нет. Зачем тогда смотреть? В ее глазах все равно не будет никакого блеска. Нет и не будет! Значит, она не та, которую он ищет. Тогда… эх… девиация, опять и вновь он подвергается девиации, и это не в первый раз. Ему надо было бы сосредоточиться на проблеме, на сложившейся ситуации и ее разрешении, а он дурачится, увлекается все чаще иллюзиями. Девиирует, отклоняется от своего курса ради временного наслаждения. Оно-то и сладко, но надо же иметь приоритеты. Сворачивая слишком часто с тропы, можно и не дойти до истинной цели, а заблудиться в Зазеркалье.