Руслан Юрьев - Параллели Зазеркалья [litres]

– Ответь мне, пожалуйста, на один, может быть, неуместный вопрос, – Максим вдруг заговорил, не отрывая взгляда от окна. – Испытываешь ли ты какие-то чувства по отношению к Дедову?

Мария слегка отпрянула от него с вопросительным выражением лица, нахмурив брови, присела на край стол. Отпила шампанского, улыбнулась.

– Старичок – милая душа, добренький и заботливый, но такова уж природа – не хватает ему силенок для меня. Ты понимаешь, о чем я, жеребе…

– Ты не ответила на мой вопрос, – перебил ее Максим, повысив голос и даже немного ударив по поверхности стола ладонью. – Любишь или нет? И любила ли ты его когда-то?

Небольшая пауза.

– А давай-ка я тебе задам вопрос, умник. Ты думаешь, он сам меня любит?

– По всей видимости, да. Он тебя однозначно любит.

– Вот ты и ответил на свой вопрос.

– Не понял. Что ты имеешь в виду?

– Вот то и имею, что только что сказала.

– В смысле?

– В любых отношениях всегда один любит, другой – любим. Догоняешь? Понял?

– А как же насчет взаимной заветной любви?

– Ах, это, – Мария отмахнулась от него рукой. – Это только в сказках бывает. К тому же я очень уважительно и с почтением отношусь к старичку. Иногда даже дарю ему ласку, – она хихикнула, – сам понимаешь, и позволяю ему проявить свою любовь. Вот, например, после того как ты уйдешь. Хи-хи. Ты пробуждаешь во мне желание и пылкость, жеребец. Удовлетворившись тобой, я стерплю этого жалкого, дряхлого любовника. Как ты думаешь, ведь поэтому он и рад принимать тебя, хотя не подозревает, дурень, почему это я так зажигаюсь после твоих визитов. Говорю ему: общение полезно и очень положительно влияет на все. Хи-хи… Я говорила ему иногда…

Максим уже не слышал остальных фраз, погрузившись в себя, он продолжал смотреть в зазеркалье окна. «Сказках, сказках, сказках, сказках, сказках…» – слова эхом раздавались в голове, разливались тяжелым свинцом по разуму. Это полностью рушило его теорию, разбивали вдребезги. Но это же были…

– …всего лишь твои слова, и все! – крикнул он ей. – Только твой опыт.

Мария резко замолчала и округлила глаза в недоумении.

– О чем ты?!

– О взаимной любви, о том, что один любим, другой любит!

– Не горячись, мой жеребец, это меня возбуждает. К тому же в нашей ситуации все взаимно. – Хихиканье. – Тебе нравится быть со мной, я наслаждаюсь нашими периодическими встречами, ну и старик тоже в конце дня получает свою порцию, – снова смешок, – так что все в согласии и во взаимном удовольствии.

– Молчи, ни слова больше! Вы больны на голову, оба!

Тут Мария нахмурила брови и сердито проговорила:

– Ты забываешься, мой гость!

Максим продолжал смотреть в окно, грудь его резко вздымалась. Все цвета погасли, тени свечей отступили, прячась по углам комнаты. Все погрузилось в густую тьму. Исчезли не только цвета, но и звуки. Заглох ее голос, заглохло хихиканье, заглохла классическая музыка, он не слышал звука своего возбужденного дыхания, не слышал гудения работающего кондиционера – все шумы смолкли. Стало темно и пусто. И во всем этом внезапном отсечении от мира он видел только темное окно напротив, но уже без своего отражения в нем. Скорее, он просто не замечал отражения, потому что его охватила всепоглощающая тьма, окутывающая все. И вдруг весь этот мрак разрезала по диагонали кривая серебряная линия. Вслед за ней на злостных санках промчалась мысль: «Должно быть, собирается дождь». Шум… Нет! Может, это к дождю. Нет! Еще несколько кривых до боли молний и огромная капля, в которой Максим смог рассмотреть свое искаженное отражение. Лицо обмякло и приняло цвет алебастра, губы изогнулись в печальной улыбке Пьеро, как будто нарисованной от руки, и опять эта мысль: «Дождь».

Огромная капля замуровала его и его мысли в своем ледяном царстве. Он сжал кулак, который, казалось, стал латунным. Потом все замелькало перед ним, беспорядочно стало летать перед глазами: стол, окно, стулья, занавески, стены, камин, картины, и все это – в ритме Стравинского. Непонятный вихрь водоворотом захватил его, унося в пучину ярости и бунта. Огни свечей превратились в тяжелые гирлянды, окутывающие его сознание. В горле пересохло, а позвоночник словно наполнился жидким азотом. Он попытался что-то сказать, но губы срослись, соединенные пунктирной линией, не дающей даже дышать.

Агония нарастала, и Максим был в ее эпицентре. Но вдруг мгновенно все остановилось, и лишь липкая влага и боль ощущались в руке. Рука сжимала маятник, выдернутый из настенных часов, которые были разбиты сильным ударом. Несколько секунд потребовалось, чтобы сложить уравнение и получить результат, потом маятник полетел в противоположный угол комнаты.

Мария стояла, прижавшись к стене. Зацепив ее взглядом, он заметил, что каждую клеточку ее лица сковывает ужас. На мгновение они застыли, молча смотря друг на друга. Как хищник и добыча. И в тишине было слышно, как разбиваются о паркетный пол капли крови, стекающие с его кулака. Они отсчитывали секунды, как маятник всего пару минут назад.

– Сама виновата, – прорычал он и резко двинулся в ее направлении, как живой снаряд, глотнувший селитры, чтобы взлететь.

– Помогите! – женский вопль заполнил комнату, и Мария, было, рванулась бежать, но путь к двери был перекрыт.

Не давая ей опомниться, он схватил нож со стола и ловко метнул в нее. Серебряное лезвие, легко разрезая жидкий воздух, достигло цели. Острие пробило плечо насквозь и воткнулось в стену, пригвоздив женщину, как марионетку.

Крик боли.

– Пожалуйста, пожалуйста, – взмолилась Мария, не в состоянии пошевелиться. – Не надо! Не надо! Что я сделала?! Что?!

Максим медленно присел на стул напротив и расстегнул несколько пуговиц рубашки. Лицо его было лишено каких-либо эмоций.

– Ты попыталась сбить меня с толку, с моего верного пути.

– Как? Каким образо…

– Проповедуя ложь, изрекая подлые соображения, ты надругалась над настоящими чувствами, а это… это ведет к девиации.

Мария в недоумении всматривалась в его лицо. Что он плетет? Какая девиация? Она зарыдала. Дернулась, но плечо крепко держал нож. Максим наблюдал за всем этим сквозь пелену застилавшего его разум белого тумана. Он продолжил:

– Я на верном, истинном пути, а ты попыталась помешать мне. Знаешь, как говорят китайцы: «Если на твоем пути, на твоем истинном Дао станет даже патриарх – убей патриарха!». Ты ощущаешь, какая сила в этих словах?

– Сила не в словах, а в том, во что ты веришь, – сквозь слезы проговорила Мария. – Истинный путь должен вести к добру, а не к злу.

– Молчи! Не открывай больше рта!

– А я вижу только слепую ярость, которая вселяет в тебя безумие и рождает иллюзии, – продолжала она, рыдая. – Эта ярость вводит тебя в заблуждение.