Клайв Баркер - Книги крови. Запретное [сборник litres]

– Это потому, что он меня боится.

Билли язвительно расхохотался. Звук был уродливый, перенятый, как полагал Клив, у дедули Тэйта.

– Он никого не боится, – парировал Билли.

– Боится того, что я увижу. Того, что расскажу тебе.

– Нет, – сказал мальчишка с абсолютной убежденностью.

– Это он сказал тебе убить Ловелла, да?

Билли вскинул голову:

– С чего ты взял?

– Ты не хотел его убивать. Может, припугнуть их обоих, но не убивать . Это была идея твоего заботливого дедушки.

– Никто не говорит мне, что делать. – У Билли в глазах застыл лед. – Никто.

– Ладно, – уступил Клив, – но, может, он тебя убедил , а? Сказал, что это вопрос фамильной чести. Что-то вроде того?

Замечание явно задело парня за живое; дрожь усилилась.

– И? А если сказал?

– Я видел, куда ты попадешь, Билли. Место, приготовленное персонально для тебя. – Мальчишка уставился на Клива, но перебивать не стал. – Город населен только убийцами, Билли. Поэтому твой дед там. И если он сможет найти замену – если сможет дотянуться сюда и стать причиной новых убийств, – он будет свободен.

Билли вскочил; лицо его пылало гневом. Всякая насмешливость улетучилась.

– В смысле, свободен ?

– Вернется в мир живых. Сюда.

– Ты лжешь.

– Спроси у него.

– Он не мог меня обмануть. Мы одной крови.

– Ты думаешь, ему есть дело? После пятидесяти лет в этом месте, в ожидании шанса выбраться. Ты думаешь, ему не насрать , как он это сделает?

– Я расскажу ему о твоем вранье, – сказал Билли. Его злость была не полностью обращена на Клива; в ней крылось подспудное сомнение, которое Билли пытался подавить. – Тебе конец, когда он узнает, как ты пытаешься меня отравить, настроить против него. Тогда ты его увидишь. О да. Увидишь. И, видит бог, пожалеешь об этом.

Казалось, выхода нет. Даже если бы Клив смог убедить надзирателей, чтобы его перевели до наступления ночи – (а шансы были невелики; ему пришлось бы отказаться от всего, что он говорил о мальчишке, сказать им, что Билли – опасный безумец, или что-то подобное. Но точно не правду.), – даже если бы он добился переселения в другую камеру, маневр не обещал безопасности. Мальчишка говорил, что он – дым и тень. Ни дверь, ни решетки не могли ему помешать; судьба Ловелла и Нэйлера зримо это доказывала. К тому же Билли был не один. Не стоило забывать об Эдгаре Сент-Клере Тэйте, а кто знал, какими силами он обладает? И все же остаться на ночь в одной камере с мальчишкой будет равноценно самоубийству, не так ли? Он отдаст себя прямо в лапы чудовищ.

Когда они вышли из камер на ужин, Клив огляделся в поисках Девлина, обнаружил его, попросил о небольшом разговоре и получил разрешение. После ужина Клив пришел к старшему надзирателю.

– Вы просили меня приглядывать за Билли Тэйтом, сэр.

– И что с ним?

Клив долго думал о том, что сказать Девлину, как добиться немедленного перевода: в голову не приходило ничего. Он заикался, надеясь на вдохновение, но нужных слов не было.

– Я… Я… хочу попросить о переводе в другую камеру.

– Почему?

– Парень неуравновешен. Я боюсь, что он причинит мне вред. Что с ним случится очередной припадок.

– Ты уложишь его, даже если у тебя одна рука будет связана за спиной. От него остались кожа да кости.

Говори он сейчас с Мэйфлауэром, Клив мог бы обратиться к нему с личной просьбой. С Девлином такой подход был обречен на поражение.

– Не знаю, на что тебе жаловаться. Не парень, а золото, – Девлин с наслаждением изображал заботливого папашу. – Тихий, всегда вежливый. Он не опасен ни для тебя, ни для остальных.

– Вы его не знаете…

– Что ты пытаешься провернуть?

– Посадите меня в изолятор, сэр. Куда угодно , я возражать не буду. Только уберите меня от него. Пожалуйста .

Девлин не ответил, но озадаченно уставился на Клива. Наконец он сказал:

– Ты его на самом деле боишься.

– Да.

– Что с тобой такое? Ты делил камеры c отморозками и ни разу и слова не сказал.

– Он не такой, – ответил Клив; он мало что еще мог сказать, кроме этого. – Он сумасшедший. Говорю вам, он сумасшедший.

– Весь мир безумен, кроме нас с тобой, Смит. Разве ты не слышал? – Девлин хохотнул. – Возвращайся в камеру и переставай ныть. Ты ведь не хочешь прокатиться на поезде-призраке, правда?

Когда Клив вернулся в камеру, Билли писал письмо. Сидя на койке, уткнувшись в бумагу, он выглядел невероятно уязвимым. Девлин сказал правду: от мальчишки действительно остались кожа да кости. Трудно было поверить, глядя на лестницу позвонков, видимую сквозь футболку, что это хрупкое тело могло вынести муки трансформации. Впрочем, возможно и не могло. Возможно, со временем тяготы превращения разорвали бы его на части. Но недостаточно скоро.

– Билли…

Мальчишка не отрывал глаз от письма.

– …то, что я говорил о городе…

Он перестал писать…

– …может, мне все показалось. Просто приснилось.

…и снова продолжил:

– Я сказал тебе только потому, что боюсь за тебя. Вот и все. Я хочу, чтобы мы были друзьями.

Билли поднял глаза и просто ответил:

– Это не в моих руках. Сейчас не в моих. Решать будет дед. Он может быть милосерден, а может и не быть.

– Зачем тебе рассказывать ему?

– Он знает, что у меня внутри. Мы с ним… мы как будто едины. Поэтому я знаю, что он меня не обманет.

Вскоре наступит ночь; в крыле погасят свет, и придут тени.

– Значит, мне просто надо ждать? – сказал Клив.

Билли кивнул:

– Я призову его, и тогда посмотрим.

«Призову?» – подумал Клив. Значит, старика нужно было каждую ночь вызывать с места упокоения? Не за этим ли он заставал Билли, когда тот стоял посреди камеры, закрыв глаза и обратив лицо к окну? Если это так, то, может, получится не позволить парню воззвать к мертвецу.

Пока дело шло к ночи, Клив лежал на койке и обдумывал варианты действий. Что лучше – подождать и увидеть, какое решение примет Тэйт, или попытаться перехватить контроль над ситуацией и не допустить прихода старика? Если он это сделает, пути назад не будет; не будет места для оправданий или извинений: на его агрессию, несомненно, ответят агрессией. Если он не сможет помешать мальчишке, ему настанет конец.

Свет погас. Обитатели камер на пяти этажах крыла B, должно быть, сейчас уткнулись лицами в подушки. Кто-то, возможно, лежал, планируя карьеру в будущем, когда закончится эта небольшая заминка в его профессиональной жизни; другие нежились в объятиях невидимых любовниц. Клив прислушивался к звукам камеры: дребезжащему току воды в трубах, частому дыханию с нижней койки. Иногда ему казалось, что он прожил вторую жизнь на этой несвежей подушке, затерявшийся в темноте.

Дыхание внизу вскоре почти затихло; не было и звуков движения. Возможно, Билли ждал, пока Клив заснет, прежде чем что-то сделать. Если это так, мальчишка ждет зря. Он не закроет глаза и не позволит этим двоим прикончить его во сне. Он не свинья, чтобы покорно отправиться под нож.