Елена Усачева - Большая книга ужасов – 81 [сборник litres]

– Прекрати! Опять со своей мистикой.

– Прекрати не прекрати, а запашок вы все слышали.

– И что?

– Может, и ничего, – пожал плечами Кабан. – Бродяги, канализация. Но только Ленчик видела черноту…

– А ты?

– Я – нет. Но я не сомневаюсь, что здесь есть что-то потустороннее. И читал литературу – в отличие от вас.

– Это где ж ты такое читал-то?

– Много где. Вообще популярная страшилка, начиная от Красного пятна из фольклора, заканчивая «Плотом» Кинга.

– Люди боятся грязи, – хрюкнул Игорек. – Хорошо быть грязью. Если бы я ею был – меня бы все боялись!

– Не грязью, а плотоядной массой. А ты и так страшный.

– Я думаю, просто какой-нибудь ребенок увидел бабочку, погибшую в мазуте, и придумал это. Ну, эту твою массу. Рассказал другому, тот – третьему, и понеслась душа в рай.

– Может быть, – легко согласился Кабан. – Но для этого бабочка должна была там погибнуть, понимаешь? Нет дыма без огня, и все такое.

– А одежду она сплевывает, эта твоя масса? – спрашиваю.

– По-разному. Но в большинстве случаев нет – жрет со всем барахлом.

– Ну, значит, все в порядке!

Мы захихикали.

Паша смотрел исподлобья, похоже, еще дулся за вчерашнее. А потом выдал:

– Знаете, а я ни разу в жизни не падал в оркестровую яму! – Он бегом спустился к этой яме, перегнулся через барьер и заглянул. Мы – за ним.

Выглядела яма уныло: чернота, подсвеченная лучом Кабанова фонарика. В свет попали вывороченные доски пола, каркас табуретки, давно лишенный подушки, гора пластиковых бутылок с одинаковыми голубыми наклейками.

– Жарковато было оркестру. Паш, ты правда хочешь туда спуститься?

– Искать так искать.

– А по-моему, тебе просто любопытно.

– И это тоже. – Он перемахнул через барьер, повис на руках и шумно приземлился на дощатый пол раньше, чем я успела испугаться. Раздался вопль.

В свете луча фонаря на раздолбанном полу сидел Паша, всего метрах в двух ниже нас – было бы куда прыгать. Он держался за ногу и выл.

– Идиот, – буркнул Игорек. – Конец экскурсии, детки.

– Да не бухти ты, я, похоже, ногу сломал!

Гримаса у Паши была такая, как будто не врет. Мы рванули на помощь. Я тут же споткнулась о торчащую доску и полетела на пол лицом, об меня споткнулся Игорек. Маринка с Кабаном, видя все это, аккуратно обошли нашу кучу.

– Сбылась мечта! Вот ты и упал в оркестровую яму. И орешь как целый оркестр.

– Не смешно… – Паша задрал штанину. Ссадина была так себе.

– Плотоядная масса приманивается кровью, – заявил Кабан.

Изнутри оркестровая яма выглядела еще угрюмее. Если бы не Кабанов фонарь, я бы подумала, что мы упали в огромный колодец или пещеру. Темно и неожиданно просторно, некоторые уголки вообще не попадают в луч.

Я достала свой фонарик и осмотрела Пашину ногу. На первый взгляд – царапина и все. Но если пощупать… Паша отдернул ногу и попал мне по носу.

– Дурак! Похоже, вывихнул.

На серый пол упала пара капель крови, я на секунду испугалась, пока не сообразила, что это из моего носа. Ну вот, буду оставлять за собой кровавые следы.

Я полезла за платком. Кабан склонился над сумкой, вместе со мной возя лучом фонарика то по Пашиной ноге, то по содержимому сумки:

– Доктор, он сможет играть на скрипке этой ногой? – Он цапнул из сумки шоколадку, отломил полосочку себе, а остальное сунул Паше, чтобы тот не выл.

Я наконец раскопала платок и прижала к носу.

– Жить будет.

Маринка тоже достала платок, намочила водой из бутылки и приложила к Пашиной ноге:

– Так лучше?

Паша кивнул с набитым ртом, а мы с Кабаном пошли бродить по яме. Под ноги то и дело попадался всякий мусор, доски угрожающе скрипели, я все боялась, что сейчас провалюсь. Кабан деловито шарил фонариком по стенам, как будто ищет что-то маленькое, точно меньше семиклашки.

– Дохлый номер, – говорю. – Тут ему некуда деться.

Кабан кивнул, крикнул нашим: «Поднимайте раненого!» – и первый метнулся наверх.

Паша сидел в той же позе и комкал в руках фольгу от шоколадки.

– Ты как?

– Больно.

– Попробуй наступить.

Паша вцепился в нас с Маринкой – и рванул к центру земли, я чуть не клюнула доски носом, когда он вставал. Луч фонаря ушел под ноги, и я вообще перестала видеть, что происходит вокруг.

– Стою. – Он действительно стоял на одной ноге, опираясь на нас с Маринкой. Неужели правда сломал?!

– Пациент скорее мертв, чем жив. Поскакали к выходу. – Я выпрямилась насколько смогла, перекинула поудобнее на плечо Пашкину руку, и мы втроем поскакали. Под ногами мешался Игорек, сверху свешивалась голова Кабана:

– Ну, вы где?

– Ковыляем. Иди, не жди, а то до утра тут проторчим.

Голова Кабана скрылась.

Раздолбанные доски под ногами из досадных помех превратились в серьезные препятствия. Разок я споткнулась, разок подвернула ногу, Пашка это все громко комментировал, но скакал. Самое главное – выбраться наверх, там будет проще. Игорек все путался под ногами, Маринка цыкнула на него, чтобы шел с Кабаном, и он ушел.

Наши фонарики-свечки давали света ровно столько, чтобы видеть пол под ногами и еле живые ступеньки оркестровой ямы. Наверх я старалась не смотреть, все было в темноте. Только слушала, как далеко топает Кабан и бежит за ним Игорек, вопя свое «Ле-ха!».

Волоча под руки Пашу, мы карабкались по ступенькам. Я их считала, чтобы хоть о чем-то думать, Паша подвывал, мальчишки наверху топали и вопили «Леха!». Когда их шаги замерли, мы были на пятой ступеньке. Паша вцепился мне в плечо ногтями (не знала, что у него могут быть такие длинные, через джинсовку больно) и шагнул на шестую ступеньку. Шаги наверху молчали, и мальчишки тоже. «Леха!» больше никто не вопил – неужели нашли?!

– Что они там без нас… – бурчал Паша, опять вцепляясь мне в плечо, но не договорил.

Где-то далеко, будто бы на улице, завопил Кабан.

Он вопил высоко, с хрипом, срываясь на визг. Он вопил не «Леха!». Через секунду к нему присоединился Игорек, и в этой какофонии не было ни одного членораздельного звука.

Акустика старого театра не щадила, я зажала уши, но все равно, конечно, слышала. Долго. Это длилось очень долго, я даже успела привыкнуть. Пашка вцепился ногтями, повис на руке, мне казалось, что он окончательно вырвал кусок моего плеча. Маринка замерла и молча смотрела в ту сторону.

Потом на секунду визг прервался, только чтобы вдохнуть (я и это слышала) и рявкнуть:

– …на!..

И опять завопил Игорек. На этот раз один.

Маринка очнулась первой, сбросила на меня вторую Пашину руку и рванула туда, на крик.

Паша покачнулся, но устоял:

– Что там…

– Попробуй наступить.

Он опустил больную ногу, скривился, но шагнул – раз, другой… Мы вырвались из оркестровой ямы и пошли, как могли, в ту сторону. Впереди оглушительно топала Маринка, я видела, как пляшет в ее руке, удаляясь, тонкий луч фонарика. Она оглушительно топала, Маринка. А больше ничего не было слышно.