Крис Пристли - Страшные истории дядюшки Монтегю [litres]

В конце концов он взобрался на гребень и уселся, свесив ноги, лицом к долине. Солнце уже взошло над перевалом, овцы в загонах блеяли, призывая ягнят.

С места, где сидел Мэттью, открывался вид сразу на два озера: одно сверкало на солнце, а другое, на западе, мрачно темнело в тени обступивших его серых утесов. Но оба были чрезвычайно живописными и гладкими, точно шлифованная сталь.

Мэттью развязал торбу, достал ломоть хлеба и позаимствованную в кладовой ветчину и поел машинально, будто заправился топливом.

Внезапно похолодало, долину накрыла тень. На востоке налетевшие откуда-то облака заслонили солнце. Мэттью поднял воротник и подумал, что на ходу он быстро согреется.

И тут далеко внизу, в том месте, где овечья тропинка ответвлялась от основной дороги, он заметил крохотную человеческую фигурку. Кто-то следовал за ним по пятам! Мэттью всматривался в фигурку недоверчиво и с раздражением: как этот кто-то посмел ступить на тропинку, которая принадлежит ему и никому больше!

Внезапно ему пришло в голову, что, возможно, родные обнаружили записку раньше, чем он рассчитывал, и отправили вдогонку одного из братьев. Но даже еще не додумав эту мысль до конца, он знал, что она неверна. Мэттью сотни раз видел, как его братья ходят по горным тропам; хорошо помнил, как они при этом движутся, как держатся.

Кроме того, было что-то странное в том, как суетливо фигурка взбиралась вверх по склону. Издалека было не разобрать, но Мэттью показалось, что это какой-то мужчина – в этом он был полностью уверен – спасается бегством.

Одна рука незнакомца безвольно свисала вдоль тела, раскачиваясь на ходу, как у тряпичной куклы. Мэттью, когда он заметил это, бросило в дрожь.

Еще более странным Мэттью показалось лицо незнакомца. Почти все время тот поднимался, склонив голову и глядя себе под ноги, показывая Мэттью свою макушку, волосы на которой казались мокрыми и тускло отливали на солнце. Но время от времени путник все-таки смотрел вперед, словно выбирая дорогу. Насколько Мэттью удалось рассмотреть за эти краткие мгновения, на лице незнакомца была маска или, скорее, полумаска, как на карнавале. В сочетании с безжизненной рукой это выглядело весьма загадочно.

Мэттью решил дождаться и пропустить странного незнакомца вперед, рассудив, что уж лучше один раз с ним поздороваться, чем терпеть его у себя на хвосте. Но немного спустя он вспомнил про дедову подзорную трубу.

Сгорая от любопытства, Мэттью извлек ее со дна котомки и направил на тропинку, но незнакомца в поле зрения не поймал. Тогда он опустил инструмент, невооруженным глазом нашел путника и после этого опять посмотрел в подзорную трубу. Но едва ему удалось сфокусировать ее на движущейся фигуре, как та исчезла за большим камнем.

Вынырнув из-за него, незнакомец поднял голову и взглянул в сторону Мэттью. Тот вскрикнул и чуть было не уронил подзорную трубу в пропасть. Понадобилось время, чтобы собраться с духом и заставить себя снова в нее заглянуть.

Незнакомец передвигался даже быстрее, чем сначала показалось Мэттью. На самом деле он не шел по тропинке, а бежал, приближаясь с невероятной скоростью. Что касается его диковатых ужимок и ни на что не похожей походки, то подзорная труба объяснила Мэттью их причины.

Левая рука у незнакомца была совершенно очевидно сломана, причем, скорее всего, в нескольких местах. Левая кисть превратилась в трудно узнаваемый кровавый ошметок, как если бы попала под кузнечный молот. Левая нога, тоже вся переломанная, омерзительно вихлялась и выкручивалась на ходу. Одежда была изорвана в клочья и пропитана кровью.

Волосы, казавшиеся Мэттью мокрыми, слиплись от запекшейся крови и выглядели так, как будто незнакомца скальпировали американские дикари, про которых рассказывал дед. Но ужаснее всего было лицо.

Оно представляло собой сплошное кровавое месиво, какое увидишь разве что на скотобойне или в ночном кошмаре. Одна его половина, на которой не осталось вообще ничего, кроме раскромсанных хрящей и изодранной в клочья плоти, напоминала овечью тушу, основательно обклеванную грачами. С другой половины смотрел немигающий глаз.

Первой мыслью Мэттью было, что незнакомца жестоко избили. Но кто это мог сделать? Или что? Он сам всего полчаса назад прошел тем же путем и не встретил никого, кроме старого мистера Бекетта. А судя по тому, как выглядел незнакомец, на него напал по меньшей мере лев.

Почему он не позвал на помощь, думал Мэттью, и каким образом ему с такими увечьями удавалось так нестись по крутой, каменистой тропе? Сам Мэттью, целый и невредимый, не смог бы подниматься по ней бегом, даже если бы за ним гнались черти. Он опять посмотрел в подзорную трубу и опять чуть не выронил ее из рук.

Незнакомец не оглядывался назад, как делал бы человек, опасающийся погони, и не смотрел вперед, выбирая путь, как сначала показалось Мэттью. Когда Мэттью посмотрел на него в подзорную трубу, он тоже поднял голову и поглядел вперед – но не на тропинку, а на Мэттью. В его взгляде – так ярко, что это было видно даже на изуродованном лице – горела фанатичная решимость. Он ни от кого не убегал. Он гнался за Мэттью.

Мэттью вскочил на ноги, запихнул подзорную трубу в котомку и поспешил в путь. Некоторое время спустя с неба посыпались редкие снежинки, но мысли Мэттью были целиком заняты преследовавшим его вурдалаком. Снег его не пугал: он много раз попадал в горах в снегопад, а горные тропы знал как свои пять пальцев.

Но легкий снегопад очень быстро превратился в настоящий буран, да такой, какого Мэттью в жизни не видывал. Сколько ни щурился, он не мог разглядеть перед собой ничего, кроме кипящей снежной мглы.

Ветер дул в лицо с такой силой, что Мэттью несколько раз не выдерживал и поворачивался к нему спиной, но ветер хватал его и грубо пытался развернуть обратно. В очередной раз обернувшись назад, он заметил смутную тень своего преследователя и пустился бежать.

Он уже подумывал о том, чтобы свернуть с тропинки и попробовать выбраться на тропу, которая приведет его вниз, в долину, в родительский дом, где уже ничто не будет ему угрожать. Если бы удалось спастись от кошмарного существа, он бы с радостью принял любое наказание от отца и вынес насмешки братьев.

Но беда в том, что Мэттью перестал понимать, в какой стороне искать нужную тропу; он вообще больше не понимал, где что находится. Снег укутывал его со всех сторон подвижным саваном, скрывая из виду все, что хоть как-нибудь помогло бы сориентироваться.

Оставалось вслепую бежать вперед. Ужас перед существом поглотил все остальные страхи. Снег хлестал в лицо, обжигая холодом кожу. Мэттью посмотрел назад: существо было в нескольких шагах. Он слабо, совсем по-детски, вскрикнул – и кое-как остановился у самого края пропасти. Сзади медленно приближалась безобразная нечисть.