Стивен Кинг - Самое необходимое

«Знаешь, ты обязательно должна разобраться с этим , — сказал мистер Гонт. — Во что бы то ни стало ты должна разобраться с этим... поганым делом».

— Да, — сказала Салли Ратклифф. — Да, я знаю.

В такой позе она просидела весь день в своей душной девичьей спальне, размышляя и грезя в темном кругу, который очертила вокруг нее щепка, в темноте, похожей на капюшон кобры.

5

Глянь па короля с поклоном,

Он сегодня весь в зеленом...

Айко-айко...

Он не то чтобы мужчина,

Он сегодня секс-машина...

Айко-айко...

В то время как Салли Ратклифф грезила во тьме, Полли Чалмерз сидела в ярких солнечных лучах у окна, которое приоткрыла, чтобы впустить немножно не по сезону теплого октябрьского воздуха. Она включила свою швейную машину «Зингер-автоматик» и чистым приятным контральто напевала «Айко-айко».

— Я вижу, кое-кто чувствует себя сегодня лучше, — заметила вошедшая Розали Дрейк. — Судя по звукам, намного лучше.

Полли подняла глаза и странно улыбнулась.

— И да, и нет, — сказала она.

— Вы хотите сказать, что да и что ничего не можете с этим поделать.

Несколько секунд Полли обдумывала, а потом кивнула. Это не совсем верно, но, в общем, сойдет. Две женщины, умершие вместе вчера, сегодня снова оказались вместе — в похоронной конторе Самьюэлса. Завтра утром их отпоют в разных церквях, но днем они снова станут соседями... на сей раз на городском кладбище. Полли считала себя отчасти в ответе за их гибель — в конце концов, если бы не она, Нетти никогда бы не вернулась в Касл-Рок.

Она написала все необходимые письма и заявления, побывала на всех слушаниях и даже нашла для Нетти место, где жить. А зачем? Вся чертовщина была в том, что Полли уже не могла этого припомнить — разве что это казалось вполне христианским поступком и последней данью старой дружбе их семей.

Она не снимала с себя вины, даже не позволяла никому себя уговаривать (у Алана хватало ума не пытаться), но не была уверена, что поступила бы иначе, представься ей сейчас такая возможность. Не во власти Полли, разумеется, было контролировать или исцелить саму сущность безумия Нетти, но все же та провела три счастливых и плодотворных года в Касл-Роке. Быть может, три таких года стоили длинной череды унылых серых лет, проведенных в казенном заведении до самой старости или смерти от скуки. И даже если Полли своим поступком расписалась под смертным приговором Уилмы Джерзик, разве не сама Уилма составила сей документ? В конце концов не Полли, а Уилма штопором заколола веселого и безобидного песика Нетти Кобб.

А другая половина ее сознания страдала от потери подруги и удивлялась, что Нетти могла совершить такое, в то время как, на взгляд Полли, ей становилось все лучше и лучше.

Большую часть утра она занималась устройством похорон и звонками родственникам Нетти (все они подтвердили, что их не будет на похоронах, как Полли и ожидала), и эта деятельность — рутинные процедуры, связанные со смертью, — помогала ей справиться с собственной печалью... что, собственно, и требуется от похорон.

Однако были еще разные мелочи, которые не давали ей покоя. Например, салат — он по-прежнему стоял в холодильнике, накрытый фольгой, чтобы не пересох. Наверно, они с Аланом съедят его на ужин, если Алан, конечно, сумеет выбраться сегодня. Одна она не станет его есть, это выше ее сил.

Полли все время вспоминала, как быстро Нетти замечала, когда ее мучила боль, как точно она умела определять степень этой боли и как она в последний раз принесла ей термоперчатки, настаивая, что сейчас они могут и вправду помочь. И конечно, ее последние слова, обращенные к Полли: «Я люблю вас, Полли».

— Полли, наша Полли, что же с нею сталось, отчего же, Полли, ты вдруг размечталась? — пропела Розали. Они с Полли вместе вспоминали этим утром Нетти, перебирали разные эпизоды и вместе поплакали друг у дружки в объятиях среди манекенов в платьях. Сейчас Розали тоже казалась веселой — может, оттого, что слышала, как Полли напевала.

«А может, потому, что она не казалась реальной нам обеим, — мелькнула мысль у Полли. — Вокруг нее всегда была какая-то тень — не совсем черная, нет, но... достаточно темная, чтобы ее было плохо видно. Вот отчего наша печаль такая слабенькая».

— Я слышу, — сказала Полли. — Мне действительно лучше, я действительно ничего не могу с этим поделать, и я очень благодарна за это. Как по-твоему, талия на месте?

— На месте, — кивнула Розали. — Не знаю, что меня больше удивило, когда я вернулась, — слышать, как вы поете, или стрекот швейной машины. Поднимите руки.

Полли послушно подняла обе руки. Их нельзя оыло спутать с руками королевы красоты — слегка скрюченные пальцы с неестественно увеличенными суставами, — но Розали видела, что опухлости сильно уменьшились с прошлой пятницы, когда от мучительной боли Полли ушла домой раньше обычного.

— Ого! — сказала Розали. — А они вообще болят?

— Конечно... но все равно меньше, чем болели весь месяц. Смотри.

Она медленно сжала пальцы в кулак, а потом с такой же осторожностью снова раскрыла ладони.

— Как минимум месяц я не могла так сделать.

На самом деле правда была еще поразительней, и Полли это знала: она не могла без мучительной боли сжать руки в кулаки с мая, если не с апреля.

— Ух ты!

— Итак, мне лучше, — сказала Полли, — и если бы Нетти была здесь и могла порадоваться этому, все вообще было бы замечательно.

Дверь в магазин распахнулась.

— Ты посмотришь, кто там? — попросила Полли. — Я хочу закончить рукав.

— Конечно. — Розали двинулась было к двери, а потом остановилась и обернулась. — Знаете, Нетти порадовалась бы за вас.

Полли кивнула.

— Знаю, — мрачно сказала она.

Розали пошла ко входу, чтобы обслужить покупателя. Когда она ушла, левая рука Полли легла на грудь и дотронулась до маленького, не многим больше обычного желудя, шарика, который висел под розовым свитером.

Азка — какое чудесное слово, подумала она и снова принялась шить на машине, поворачивая заготовку платья — первого, сшитого ею с прошлого лета, — туда-сюда под мелькающими серебряными бликами иголки.

Она рассеянно подумала: «А сколько, интересно, мистер Гонт запросит за амулет? Сколько бы ни запросил, — сказала она себе, — все равно будет мало. Я не стану — мне просто нельзя — так думать, когда дело дойдет до торговли, но все равно это чистая правда. Сколько бы он ни запросил, это будет хорошая сделка».

1

У выборных мужчин Касл-Рока (и единственной выборной дамы) была одна на всех секретарша на полной ставке — женщина с экзотическим именем, Ариадна Сент-Клер, — молодая, веселая, не особенно обремененная интеллектом, но не знающая усталости и симпатичная на вид. Ее большие груди каждый день вздымали новый ангорский свитер. Еще у нее были очень близорукие глаза — карие и словно плавающие за толстыми стеклами очков в роговой оправе. Зануде она нравилась. Он считал ее слишком тупой, чтобы быть одной из Них.