Стивен Кинг - Самое необходимое

Словом, она идет домой. Она переоденется в шорты и лифчик и проведет около часа в тихом (наслаждении) размышлении, ощущая, как пол под ее ногами превращается в медленно покачивающуюся палубу, вслушиваясь в рычание, мычание и блеяние животных, чувствуя тепло и свет другого солнца и ожидая волшебного мгновения — Салли не сомневалась, что оно наступит, если она подержит щепку в руках достаточно долго, будет сидеть очень-очень тихо и настроится на очень-очень молитвенный лад, — когда нос огромной деревянной лодки с тихим скрежетом уткнется в верхушку горы. Она не знала, почему Господь из всех истинно верующих на свете решил одарить этим ярким сверкающим чудом именно ее, но раз уж Он сделал это, Салли намеревалась прочувствовать наслаждение как можно глубже и полнее.

Она вышла из здания школы через боковую дверь и пошла через площадку для игр к учительской стоянке машин — высокая красивая женщина, длинноногая и светловолосая. Об этих ногах велось немало разговоров в парикмахерской, когда Салли проходила мимо на своих низких каблучках, обычно держа в одной руке сумочку, а в другой — Библию, полную закладок.

— Господи, у этой девки ноги растут прямо от подбородка, — однажды сказал Бобби Дугаз.

— Тебе не стоит о них переживать, — возразил Чарли Фортин. — Вокруг твоей задницы они никогда не обовьются. Она принадлежит Иисусу и Лестеру Пратту. Именно в таком порядке.

После этой остроты Чарли парикмахерская огласилась взрывом веселого мужского хохота. А снаружи Салли Ратклифф продолжала свой путь к его преподобию Роузу на вечерние библейские занятия, которые проводились для молодежи по четвергам, ни о чем не подозревая и не заботясь, надежно упакованная в счастливую невинность и добродетель.

Никто не отпускал никаких шуток о ногах или о каких-либо иных достопримечательностях Салли, если в парикмахерской случалось находиться Лестеру Пратту (а он заходил туда не реже чем каждые три недели — подровнять свою щетину). Все, кого это интересовало в городе, прекрасно знали, что он верит, будто Салли писает духами и испражняется петуниями, а с человеком, сложенным как Лестер, о таких вещах лучше не спорить. Он был довольно дружелюбным парнем, но не выносил шуток на тему Господа и Салли. А парень вроде Лестера мог кому угодно, не напрягаясь, выдернуть при желании руки и ноги, а потом приставить их обратно, поменяв местами.

Лестер и Салли бывало обнимались и целовались, но они никогда еще не проходили весь путь . После таких объятий Лестер обычно возвращался домой в полном раздрызге — рассудок его разрывался от радости, а яйца зудели от неутоленного желания, — и мечтал о той ночи, теперь уже близкой, когда ему не придется останавливаться. Иногда он боялся, как бы ему не утопить ее в первый раз, когда они по-настоящему сделают это .

Салли тоже ждала свадьбы, хотя... последние несколько дней объятия Лестера казались ей чуть менее важными. Она раздумывала, сказать ли ему про деревянную щепку из Святой Земли, которую она купила в «Самом необходимом» — щепку с чудом внутри, — и в конце концов не сказала. Она, конечно, скажет; чудесами надо делиться. Не поделиться чудом — явный грех. Но она была удивлена (и немного расстроена) тем чувством ревнивого обладания, которое поднималось в ней всякий раз, когда она раздумывала, не показать ли щепку Лестеру и не предложить ли ему подержать ее.

«Нет! — воскликнул сердитый детский голосок, когда она впервые подумала об этом. — Нет, она моя! Для него она не будет значить то же, что для меня! Этого просто не может быть!»

Придет день, и она поделится с ним волшебной щепкой точно так же, как наступит день, когда она поделится с ним своим телом, но... ни для того, ни для другого время пока не настало.

Этот жаркий октябрьский полдень принадлежит лишь ей одной.

На парковке стояло всего несколько машин, и самой новенькой и красивой из них был «мустанг» Лестера. Ее собственная машина доставляла ей много хлопот — что-то сломалось в коробке передач, — но с «мустангом» не было никаких проблем. Когда она с утра позвонила Лестеру и спросила, можно ли ей снова взять его машину (она вернула ее только вчера после того, как брала на шесть дней), он тут же сказал, что сам подгонит ее — обратно он может пробежаться рысцой, а потом они с ребятами будут играть в футбол. Она не сомневалась, что он отдал бы ей машину — сам настоял бы на этом, — даже если бы та была ему крайне необходима, и это казалось ей совершенно правильным. Она понимала — смутно, скорее интуитивно, чем от опытности, — что, если бы попросила, Лестер прыгнул бы через горящий обруч, и принимала это с наивным благодушием. Лес поклонялся ей; они оба поклонялись Господу; все шло своим чередом; земля вертелась вокруг своей оси — аминь.

Она забралась в «мустанг», и, когда клала сумочку на панель у ветрового стекла, ее взгляд упал на что-то белое, торчавшее из-под пассажирского сиденья. Что-то похожее на конверт.

Она нагнулась и вытащила его, подумав, как странно отыскать что-то подобное в «мустанге»; Лес обычно содержал машину в таком же порядке, как и свою собственную персону. На конверте стояли всего два слова, но они заставили Салли Ратклифф ощутить маленький противный толчок где-то внутри. «С любовью», — было написано там легким, плавным почерком.

Женским почерком.

Она перевернула конверт. Сзади ничего не написано, и он заклеен.

— С любовью? — задумчиво пробормотала Салли и вдруг поймала себя на том, что сидит в машине Лестера со все еще поднятыми стеклами и обливается потом как ненормальная. Она включила двигатель, опустила стекло со своей стороны и перегнулась через пассажирское сиденье, чтобы опустить второе.

Когда она наклонялась, ей почудилось, что она уловила слабый запах духов. Если так, то духи были не ее: она не пользовалась ни духами, ни косметикой. Согласно ее религии подобные вещи употребляли только проститутки (а кроме того, она в них не нуждалась).

Да никакие это не духи, сказала она себе. Просто легкий запах жимолости, растущей вдоль забора вокруг площадки для игр, — вот и все.

— С любовью? — снова пробормотала она, глядя на конверт. Конверт ей не ответил. Он просто лежал у нее на ладони.

Она погладила его пальцами, а потом легонько встряхнула. Ей показалось, что внутри лежит листок бумаги — по меньшей мере один листок — и что-то еще. Что-то еще, на ощупь похожее на фотографию.

Она приставила конверт к ветровому стеклу, но это ничего не дало; солнце уже скрылось за домами. После секундного колебания она вылезла из машины и посмотрела конверт на просвет. Ей удалось разглядеть лишь светлый прямоугольник — письмо, подумала она, — и квадратный листок потемнее — по всей видимости, вложенную фотографию от (с любовью) того, кто послал Лесу письмо.