Стивен Кинг - Самое необходимое

Обычно все выказывали некоторое замешательство или смущение, когда она показывала им свои руки. Гонт — нет. Он осторожно обхватил ее локоть своими ладонями, в которых почувствовалась необычная сила, и пожал его. Это могло бы изумить Полли как неподобающе интимный жест для первого знакомства, но... не изумило. Жест был дружеским и довольно почтительным. И все же она была рада, что прикосновение было кратким — оно вызвало какое-то сухое, неприятное ощущение даже через легкий плащ, который Полли надела в этот день.

— Наверно, это нелегко — управляться с ателье при таком недуге, мисс Чалмерз. Как вы только ухитряетесь?

Такой вопрос задавали ей очень немногие, и она не могла припомнить, чтобы кто-то, за исключением Алана, когда-нибудь задал его вот так, напрямую.

— Я занималась шитьем сама столько, сколько могла, — сказала она. — Вы, наверно, скажете, какая скукотища. А теперь в ателье с полдюжины девушек, которые работают неполную неделю, а я в основном занимаюсь дизайном. Но у меня еще бывают хорошие денечки.

Это была ложь, но она не видела в ней ничего дурного, поскольку говорила это лишь ради себя самой.

— Что ж, я очень рад, что вы зашли. Сказать по правде, у меня... тяжелый случай страха перед премьерой.

— Правда? Почему?

Обычно Полли проявляла в оценке людей еще меньшую поспешность, чем в оценке мест и событий, и сейчас была поражена — даже немного ужаснулась тому, как быстро и естественно она почувствовала себя с этим человеком, которого впервые увидела меньше минуты назад.

— Я не перестаю думать о том, что мне делать, если ни один человек так и не зайдет сюда. Ни один — за весь день.

— Они придут, — сказала она. — Они захотят посмотреть на ваши товары — кажется, никто и понятия не имеет, что может продаваться в магазине под названием «Самое необходимое», но, что гораздо важнее, они захотят посмотреть на вас. Просто в маленьких городках вроде Касл-Рока...

— ...никто не хочет показаться слишком заинтересованным, — закончил он за нее. — Я знаю... У меня есть опыт работы в маленьких городках. Мой трезвый рассудок подсказывает мне, что все сказанное сейчас вами — истинная правда, но есть и другой голос, и он неустанно твердит: «Они не придут, Лиланд, о-ох, нет, они не придут, они будут толпиться где-нибудь вдалеке, вот подожди, и ты сам увидишь».

Она засмеялась, неожиданно вспомнив, что чувствовала себя именно так, когда открыла свое ателье.

— Но что это такое? — спросил он, коснувшись ладонью картонной коробки. И она заметила то, что уже видел Брайан Раск: указательный и средний пальцы его руки были одинаковой длины.

— Это пирог. И если я знаю этот город хотя бы вполовину так, как думаю, то могу вас уверить, он будет единственным, который вы получите сегодня.

Он улыбнулся ей, явно польщенный.

— Спасибо! Большое вам спасибо, мисс Чалмерз. Я... Я очень тронут.

И тогда Полли, которая никогда никого не просила называть ее по имени ни при первом, ни при близком знакомстве (и которая с подозрением относилась ко всем — коммивояжерам, страховым агентам, продавцам автомобилей, — кто решался воспользоваться этой привилегией без спроса), пораженно застыла, услыхав свой собственный голос:

— Раз уж мы с вами соседи, почему бы вам не называть меня Полли?

3

Пирог был дьявольски хорош, в чем Лиланд Гонт удостоверился, едва подняв крышку и понюхав его. Он попросил ее остаться и съесть кусочек вместе с ним. Полли отнекивалась. Гонт настаивал.

— Вы же все равно кого-то оставили в вашем магазине, — сказал он, — а в мой никто не посмеет сунуть нос по крайней мере в ближайшие полчаса — они не могут нарушить ритуал. И мне нужно задать вам тысячу вопросов об этом городе.

Итак, она согласилась. Он скрылся за занавеской в задней части магазина, и она услыхала, как он поднимается по лестнице — наверху, как она полагала, размещались его жилые комнаты, во всяком случае, пока, — чтобы принести тарелки и вилки. Поджидая его, Полли прошлась по помещению, разглядывая вещи.

Табличка в рамке на стене возле входной двери извещала, что магазин работает с десяти утра до пяти вечера по понедельникам, средам, пятницам и субботам. По вторникам и четвергам обслуживаются только сделавшие предварительные заказы — до наступления весны или, как подумала Полли, улыбаясь про себя, до тех пор, пока снова не появятся дикие полчища обезумевших туристов и отдыхающих, размахивающих зажатыми в кулаках пачками долларов.

«Самое необходимое», по ее мнению, был антикварным магазином. В высшей степени антикварным, сказала бы она, едва окинув помещение взглядом, но более внимательное изучение предметов, выставленных на продажу, подсказывало, что охарактеризовать его не так-то просто.

Вещи, находившиеся в магазине в полдень, когда сюда заглянул Брайан — жеода, «Поляроид», фотография Элвиса Пресли и несколько других, — оставались на своих местах, но к ним прибавилось еще дюжины четыре других. Маленький ковер, турецкий, очень старый, стоивший, быть может, целое состояние, висел на одной из белых стен. Под стеклом на стенде располагалась коллекция оловянных солдатиков — вроде бы старинных; впрочем, Полли знала, что все оловянные солдатики, включая и купленных в Гонконге на прошлой неделе, выглядят как старинные.

Все предметы были невероятно разными. Между изображением Элвиса, которое, на ее взгляд, можно было купить на любой распродаже в любом штате за 4 доллара 99 центов, и совершенно неинтересным американским флюгером в виде орла стоял абажур из цветного стекла, который уж точно стоил не меньше восьмисот долларов, а мог стоить и все пять тысяч.

В одном из стендов был набор бейсбольных и табачных вкладышей, кипа мятых журналов тридцатых годов («Вейрд тейлс», «Эмейзинг сториз», «Эстаундинг», настольный приемник пятидесятых годов того отвратительного бледно-розового оттенка, который люди той эпохи, кажется, обожали, если речь шла об убранстве жилья, а не о политике.

Возле большинства предметов — хотя не у всех — стояли маленькие таблички. На одной было написано: «Кристаллическая жеода, Аризона». На другой: «Футляр для ключей, обычный». Та, что стояла перед щепкой, так поразившей Брайана, гласила, что это «Деревянная окаменелость из Святой Земли». На табличках перед бейсбольными открытками и старыми журналами было написано: «Имеются и другие — на выбор заказчика».

Она отметила, что у всех предметов, будь то ерунда или настоящее сокровище, было одно общее: ни на одном не стояла цена.

4

Гонт вернулся с двумя маленькими тарелками — ничего особенного, обыкновенный старый фаянс, — ножом для разрезания торта и несколькими вилками.

— Все еще валяется как попало там, наверху, — признался он, снимая с коробки крышку и ставя рядом (он аккуратно перевернул ее вверх донышком, чтобы на столике не остался кольцеобразный след). — Как только управлюсь со всеми делами, начну подыскивать себе дом, а пока поживу прямо над магазином. Все вещи еще не распакованы. Господи, как же я ненавижу картонные коробки. Ну скажите, кто их...