Стивен Кинг - Самое необходимое

Он молча сносил постоянные укусы Роуза почти целый год, прежде чем наконец не огрызнулся со своего собственного амвона. Его проповедь, лишенная каких бы то ни было туманных намеков и иносказаний, называлась просто: «Грехи священника Уилли». В ней он охарактеризовал баптистского проповедника как «гнусавящего свои псалмы недоумка, который думает, что по понедельникам Уилли ходит по воде аки по суху, а по воскресеньям Билли восседает по правую руку Господа, Отца Всемогущего».

Позже, тем же воскресным днем, преподобный Роуз в сопровождении четырех самых здоровых дьяконов нанес визит отцу Бригему. Они заявили, что их глубоко поразили и шокировали клеветнические измышления, высказанные отцом Бригемом.

— И у вас хватает духу говорить мне, чтобы я сбавил тон, — сказал отец Бригем, — после того, как вы все утро драли горло и рассказывали верующим, что я служу вавилонской блуднице?

Краска тут же залила обычно бледные щеки преподобного Роуза и даже почти совсем облысевший череп. Он никогда не говорил ничего о вавилонской блуднице, заявил он отцу Бригему, хотя упоминал несколько раз римскую блудницу, и коль скоро этот сапог пришелся впору отцу Бригему, то что ж, пускай он носит его на здоровье.

Сжав кулаки, отец Бригем шагнул за двери своего храма.

— Если хотите обсудить это на свежем воздухе, мой друг, — сказал он, — попросите ваш скромный гестаповский конвой постоять в сторонке, и мы побеседуем так, как вы только пожелаете.

Его преподобие Роуз, который был на три дюйма выше отца Бригема — но фунтов на двадцать легче, — криво усмехнувшись, сделал шаг назад.

— Я не стану, гхм, пачкать руки, — сказал он. Одним из сопровождавших его дьяконов оказался Дон Хемпхилл. Он был не только выше, но и потяжелее католического священника.

— Я готов обсудить это с вами, если пожелаете, — заявил он. — И я с удовольствием подмету дорожку вашей папистской отвислой задницей.

Двое других дьяконов, знавших, что Дон вполне способен на это, быстро увели его, но... После этого поднялась большая шумиха.

До нынешнего октября война в основном ограничивалось словесными ристалищами — анекдотами про различные национальности и непристойными шутками на мужских и дамских сборищах обеих церквей, потасовками ребятишек, чьи родители принадлежали к разным конфессиям, на школьном дворе — и главным образом риторическими ракетами, летящими от амвона к амвону по воскресеньям — этим дням примирения, в которые, как учит нас история, начиналось большинство войн. Время от времени случались и неприятные инциденты — бросались яйца в Пэриш-холле во время танцев баптистской молодежи, а однажды в окно комнаты пасторского домика влетел булыжник, — но в основном это была словесная баталия.

Как и у всех войн, у этой были свои жаркие денечки и временные затишья, но настоящая, постоянно растущая злоба в обоих станах началась с того дня, когда Дочери Изабеллы объявили о своих планах устроить Ночь Казино. А к тому моменту, когда преподобный Роуз получил небезызвестную открытку «Баптистской крысе», пожалуй, было уже поздно пытаться избежать конфронтации; исключительная грубость послания лишний раз свидетельствовала о том, что, когда стычка произойдет, будет жарко. Костер был разложен; кому-то оставалось лишь поднести спичку и раздуть пожар.

Если кто-то роковым образом и недооценивал взрывоопасность ситуации, это был отец Бригем. Он знал, что его баптистскому сопернику вряд ли придется по душе идея Ночи Казино, но не понимал, как глубоко оскорбляла и ранила баптистского проповедника мысль об азартной игре с благословения церкви. Он не знал, что отец Уилли Парохода был заядлым игроком, много раз бросавшим свою семью, когда его охватывала лихорадка азарта, и что в конце концов, проигравшись в пух и прах, застрелился в задней комнате дансинг-холла. И наконец, нелицеприятная правда об отце Бригеме заключалась в следующем: даже если бы он и знал

об этом, ему, по всей вероятности, было бы все равно.

Преподобный Роуз мобилизовал все свои силы. Начали баптисты с кампании писем — «Нет — Ночи Казино» — в ежедневную газету Касл-Рока «Звонок» (ббльшую часть писем написала сама Ванда Хемпхилл, жена Дона), а потом последовали листовки «РУЛЕТКА ДЬЯВОЛА». Бетси Байге, председательша Ночи Казино и главный регент местного отделения Дочерей Изабеллы, организовала контрнаступление. За последние три недели «Звонок» разросся до шестнадцати страниц, чтобы уместить дебаты противоборствующих сторон (правда, это больше походило на чемпионат «Кто-громче-крикнет», чем на разумную аргументацию различных взглядов). Расклеивалось все больше листовок; с не меньшей быстротой они срывались. Умеренность в выражениях обеими сторонами игнорировалась полностью. Некоторые из идеологических бойцов просто забавлялись; было и весело, и безопасно участвовать в буре в стакане воды, но... когда дело приблизилось к финишу, для Уилли Парохода, равно как и для отца Бригема, это уже не было забавой.

— Я раздавлю этот маленький самодовольный кусок говна! — рявкнул Бригем на удивленного Элберта Джендрона в тот день, когда Элберт принес ему небезызвестное письмо: «Послушай, ты, ПОЖИРАТЕЛЬ МАКРЕЛИ», которое нашел приклеенным к двери в свой зубоврачебный кабинет.

— Вы только представьте себе, этот сынок грязной шлюхи обвиняет правоверных баптистов в такой мерзости! — завизжал преподобный Роуз на столь же удивленных Нормана Харпера и Дона Хемпхилла. Это произошло в День Колумба, сразу после звонка отца Бригема. Бригем пытался прочесть письмо про макрель его преподобию Роузу; Роуз отказался (нарочито — в присутствии своих дьяконов) слушать.

Норману Харперу, который был примерно одного роста с Элбертом Джендроном, но весил фунтов на двадцать больше, стало как-то не по себе от истерического крика Роуза, но высказывать он это вслух не стал.

— Я вам скажу, в чем тут дело, — буркнул он. — Отец вислозадый слегка перетрухнул из-за той открытки, которую ты получил, Уилл, вот и все. Он понял, что дело зашло слишком далеко. И рассчитал — если он объявит, что кто-то из его дружков получил письмо, полное таких же ругательств, это разойдется по округе и снимет с него вину.

— Ну, так это у него не пройдет! — еще истеричнее выкрикнул Роуз. — Никто из моей паствы не станет принимать участие в такой мерзости! Никто! — На последнем слове голос у него сорвался. Ладошки стали судорожно сжиматься и разжиматься. Норман и Дон хмуро переглянулись. За последние несколько недель они уже несколько раз обсуждали такое поведение нреподобного Роуза, становившееся для него обычным делом. Вся эта затея с Ночью Казино буквально раздирала Уилли на части. Они оба опасались, что еще до того, как все утрясется, у него может случиться нервный срыв.