Эдвард Ли - Ужас Иннсвича

— Вы действительно так думаете? — спросил он с волнением.

— Конечно, если ты будешь прилежен и продолжишь практику. Когда ты подрастёшь, тебе придётся тренироваться с настоящим луком, но я уверен, что такому талантливому мальчику, как ты, не придётся долго ждать.

— Моя мама сказала, что я смогу получить настоящий лук, когда она заработает достаточно денег, чтобы купить его. Но я смогу использовать его только под её присмотром.

— Правильно, сынок. Почитай матерь свою, как сказано в Библии.

— Вы пришли… чтобы встретиться с ней? — спросил мальчик — Она ещё на работе.

Я не хотел лгать юноше, но не мог же я сказать ему, что преследую преследователя поблизости.

— Нет, Уолтер, я просто гулял, когда случайно наткнулся на тебя и твой дом. Эти леса настоящее удовольствие для меня потому, что большую часть времени я провожу в городе. В Провиденсе.

— Я тоже часто брожу по лесу, сэр, — Уолтер указал прямо за дом. — Там есть тропинка, которая идёт через лес, до самого города. Так моя мама ходит на работу каждый день.

— Я благодарен за совет, молодой человек, — поблагодарил я его. — Я обязательно вернусь обратно по ней. Но скажи мне. Почему ты здесь играешь один? Ведь у тебя есть братья и сёстры, с которыми можно играть.

Его глаза нервно забегали, как будто этот вопрос застал его врасплох.

— Мне нужно идти, сэр, надо помочь дедушке.

— Конечно, старым нужно помогать, особенно родному дедушке, — это было всё, что я мог ему сказать, потому что мне показалось, если я надавлю на него со своим предыдущим вопросом, он замкнётся. Тем не менее я знал: у Мэри есть ещё семеро детей. Неужели они все сидят в доме? — Прежде чем ты уйдёшь, Уолтер, позволь мне сделать тебе подарок, — может это было и неправильно, но я не мог сопротивляться своему порыву. — Я уверен, что твоя мама с дедушкой мудро посоветовали тебе не брать подарков от незнакомцев, но мы ведь не чужие, правда?

— Нет, не совсем, мистер Фостер, — хотя упоминание о подарке явно привлекло его внимание.

— Я бы хотел, чтобы ты взял это и купил себе лук получше, — а затем протянул ему десятидолларовую купюру. — А на то, что останется, было бы неплохо купить маме цветов.

— О, да, сэр, конечно! — почти кричал от радости мальчик.

— И когда твоя мама спросит откуда у тебя деньги, просто скажи ей, что их дал её друг, мистер Морли.

— Благодарю вас, сэр! Большое вам спасибо!

— Всегда пожалуйста, Уолтер. Надеюсь, увидеть тебя снова.

Я улыбнулся, когда он побежал к приземистому дому, вошёл в едва видную дверь и исчез.

Какой от этого может быть вред? Я только надеялся, что успел порадовать парня. Я попытался найти путь Уолтера сразу за домом, но снова обнаружил, что мне мешают… ещё больше возникших вопросов. Где другие её дети? И почему Уолтер испугался моего вопроса?

Я обогнул дом, направляясь к поляне, но при этом намеренно не отводил взгляд от окон. Последнее окно, которое было доступно моему взору, перед тем как я вышел на поляну, было почти полностью заросшее плющом.

Что я смогу сказать в свое оправдание, если отчим увидит, что я заглядываю внутрь?

И все же я заглянул внутрь, не думая об очень неоправданном риске, и почему я это сделал, я никогда не буду уверен.

Знаю только, что лучше бы я этого не делал.

Сквозь мутный осколок стекла я увидел тесную, выложенную кирпичом комнату, с небольшим камином, дополнительной дровяной печью и мебелью, которую я должен описать как самодельную. Во всяком случае, я был рад, что они улучшили свои жилищные условия, повторно используя такие предметы как коробки, деревянные ящики и неиспользованные кирпичи. Несколько ящиков, легли в основу кровати, а для матраса использовались обычные простыни, набитые сухими листьями. В шкафу вместо стаканов для питья стояли консервные банки, по всей видимости используемые для этих целей. Стол, крышка которого была сделана из старой двери, имел ножки, из толстых ветвей деревьев. Это вопиющее убожество ранило меня… и в своей голове я уже подсчитывал, насколько мои деньги могут помочь этой бедной семье.

Я отступил назад, когда внутри открылась дверь. Сначала появился Уолтер, за ним следовала качающаяся фигура, издающая стук. Яркий дневной свет, пробивающийся через окна, давал мне хоть что-то разобрать внутри. Когда я прищурился, то у видел, что фигура опиралась на костыли, с её головы свисали длинные, запутанные, седые волосы, это мог быть только отчим Мэри; Уолтер помогал ему идти к импровизированной кровати.

Раздались странные звуки протеста, когда старик наконец добрался до кровати и с большим трудом улёгся в неё. Я почти ничего не мог разобрать, но, как я понял, его страдания были вызваны какой-то массивной формой артрита, такой вывод был совершенно очевиден из-за кривизны его конечностей. Рука старика взяла кусок картона, чтобы использовать его в качестве опахала… вот только у кисти не было пальцев…

— Вот вода, дедуля, — сказал Уолтер и подал ему одну из консервных банок.

Мой ракурс мало что показал, Уолтер осторожно наклонил банку, дав старику попить. Слишком громкий пыхтящий звук заставил мой лоб подняться в удивлении.

— Эм, дедушка, — начал Уолтер. — Там был один человек, снаружи. Он мамин друг, его зовут Фостер Морли…

Ужасающе парализованная фигура, казалось, наклонилась, и при этом я увидел трагически неестественный изгиб его позвоночника. Но именно слова Уолтера заставили его наклониться ближе.

— И… и… он дал мне это, — затем, поколебавшись, юноша показал десятидолларовую купюру. — Он сказал купить маме цветов.

Я уверен, что никогда не забуду реакцию отчима на эту информацию.

Старик рванулся вперёд, выпрямив при этом деформированную спину и руки, а затем издал крик возражения на языке, которого я никогда не слышал: высокое, полное безумия, визжащие хрюканье — то поднималось, то становилось тише, при этом ещё издавало звук, который наполнил мне что-то мокрое, разбрызгивающееся где-то рядом.

Внезапность — и неприкрытость — громкого возражения мужчины подействовали на меня почти физически, как удар бейсбольной битой в грудь. Я отшатнулся назад, но глаза мои оставались прикованными к тому частичному окну, и все, что я могу сказать о том, что, как мне кажется , я видел, это:

Что-то рванулось вперёд из изможденной массы теней, которые составляли этого немощного человека. Что именно это было я не смог точно разглядеть. Это была либо веревка, либо хлыст, брошенный вперёд с явно выраженной злобой по отношению к мальчику. Это все, что я могу сказать: он напомнил мне хлыст .

Этот хлыст щелкнул с влажным, но решительным ЩЁЛК! И, казалось, забрал десятидолларовую купюру из рук Уолтера, а затем вернул её страдающему старику.