Эдвард Ли - Ужас Иннсвича

Всё больше и больше происходящее обретало отвратительный смысл.

— А тот самый большой грот, в который полон гибридных тел? Это жертвы геноцида 1930 года?

— Совершенно верно. Они не гниют, потому что их плоть почти бессмертна. Даже если ты убьёшь их силой, они всё равно не будут разлагаться. Как ты думаешь, откуда у этого чудака Ондердонка и его сына столько свежего мясца? — затем Зейлен очень тихо рассмеялся. — Пошли, — прошептал он. — Давай выбираться отсюда.

Почему-то вдруг я почувствовал себя союзником этого детоубийцы, хотя почему — я понятия не имел. Сквозь проблески лунного света я последовал за ним подальше от зданий жилого комплекса, пока мы не вышли на едва заметную тпропинку. У меня не было выбора, кроме как следовать за ним. Мне пришло в голову, что примитивные интерпретации Зейлена слишком явно отражают некоторые из последних научных открытий. Конечно, последнее десятилетие возвестило о трудах дарвиниста-англичанина Уильяма Бейтсона, который основал и назвал эту замечательную новую науку под названием генетика , идея которой состояла в том, что микроскопические клеточные компоненты передают наследственные черты внутри вида, а другие компоненты, известные, как мутагены , будь то случайные или преднамеренные, могут изменить эти черты. Кроме того, известный микробиолог-лауреат Хэтти Александер только в этом месяце доказала жизнеспособность чудесной сыворотки против пневмонии, манипулируя тем, что она влияет на так называемый генетический код , найденный в самих вирусных клетках. Если фонд человеческих знаний только сейчас делает такие открытия, насколько серьёзнее могут быть вещи , о которых говорил Зейлен.

Я даже думать боялся об этом.

Мы повернули на северо-запад, и впервые с момента обнаружения потайных глазков в Хилман-хаусе я почувствовал себя в безопасности. Но в истории Лавкрафта не было безопасных мест, и его собственные версии «стражей» могли скрываться где угодно, готовые подслушать запретный разговор…

И готовы отчитаться…

— Сколько всего тогда было убито? — заставило спросить меня болезненное любопытство.

— Выродков? Думаю, около тысячи, — сказал Зейлен, — многие из них были четвёртого и пятого поколения. Они жили в развалинах вдоль Иннсвич-Пойнта, на старой набережной. Когда пришло правительство, весь город был чист как стеклышко. Никакого сброда, понимаешь? Так мы получили право на федеральную реконструкцию.

Что-то ещё более болезненное промелькнуло в моём сознании.

— Где, — осмелился я спросить, — дети Мэри? Она сказала мне, что у неё было восемь и она ожидает девятого, но я видел только одного ребёнка возле её дома.

Зейлен фыркнул и продолжил:

— Ни одна женщина в городе не имеет права содержать всех своих детей. Им разрешено оставлять только одного — своего первенца.

— Я уже знаю, что происходит с остальными, — сказал я, задыхаясь, — но мне нужно знать наверняка .

— Ах, вот как?

— Да, я думаю, что новорожденных приносят в жертву. Если это не так, то что именно тогда эти существа делают со всеми этими детьми?

— Откуда мне знать, приятель, — ухмыльнулся Зейлен мне в ответ. — Я же не один из них, помнишь? Меня никогда не пускали в Городской Совет, они считают меня изгоем.

Но, не настолько, чтобы быть исключённым из служения этим существам, — подумал я. Я ненавидел этого человека за то, кем он был и что я видел, но я знал, что не должен его раздражать, если хочу выбраться отсюда. Его информация была слишком ценной, и она вполне могла помочь мне сбежать. Побег, который я намеревался осуществить вместе с Мэри…

— Детей, которые получаются не такими, какими надо, — продолжил Зейлен равнодушно, — наверно, едят. Например, ребенок Кэндис. Он родился сегодня, и умер из-за её передозов — я предупреждал суку — но в конце концов ей повезло. Она сковырнулась во время родов.

— Да, только эта мертвая девушка чуть не убила меня сегодня на набережной, — сказал я ему.

— О, так это объясняет выстрел, который я слышал…

— Да, действительно. Я убил ее, но она была уже мертва. Я также видел, как мистер Ноури избавлялся от тел в первой пещере. Он умер в той же машине скорой помощи, что и Кэндис, всего несколько часов назад.

Зейлен пожал плечами.

— Они не делают этого часто, только тогда, когда им нужны дополнительные работники.

— Bы говорите о воскрешении мертвых? — удивился я.

— Говори потише! — предупредил он в ответ. — Я говорю о гораздо большем. Лучше молись, чтобы тебе никогда не пришлось встречаться с чистокровными, но не дай себя одурачить. Они могут выглядеть примитивными, но они превосходят людей во всех отношениях. И да, у них есть какой-то реагент, который может возвращать людей к жизни, которые умерли при определенных обстоятельствах. У них это всегда было. Это, похоже, какой-то клеточный материал…

Генетика, — понял я, но мои мысли продолжали путаться. Я просто не мог выкинуть это из головы.

— Как долго… Мэри была частью этого Городского Совета?

— Лет пять, может, шесть. Какая разница? И, говоря о твоей драгоценной Мэри…

Зейлен замедлил шаг и повел меня на запад. Внезапно мои глаза расцвели в морозном лунном свете; я смотрел на то, что уже видел…

Там, где раньше скромно блестело озеро при свете солнца, теперь оно мерцало при свете луны. Я увидел фигуры на его берегу.

Зейлен задержал меня за деревьями, прежде чем я мог сделать неудачный шаг.

— Ни звука, — предупредил он меня.

Многословие было бы явно лишним в этот момент, вместо этого я смотрел , как несколько десятков женщин стояли полукругом у самой кромки воды, и должен сказать, этот первый взгляд на них заставил меня задуматься об оккультизме. Поздний час, лунный свет и местоположение только усугубили безымянно зловещую картину в моём сознании…

Женщины были одеты в первобытные одежды, цвет которых был неразличим в интенсивном лунном свете, но то, что можно было различить, было бахромой, сегментированной более светлыми стежками другой ткани. В этих сегментах можно было увидеть более сложную вышивку: символы, похожие на иероглифы, и очень странные геометрические фигуры, которые, когда я смотрел на них, заставляли мою голову болеть. Действительно ли двигались эти странные узоры на их одеждах, или мне это казалось? Также каждая женщина держала перед собой свечу, чьё пламя горело зелёным светом, еще мне казалось, что я слышу слабейшие ноты далекой музыки, которая вселяла в меня чувство первобытного страха . Отсутствие света, отсутствие доброжелательности, отсутствие морали, отсутствие всего здравого . Ещё зловещей и громче, чем эта странная музыка, до моих ушей доносилось вокальное сопровождение этой нечестивой процессии, от которого мне захотелось упасть на колени и умереть: диссонирующая и какодемонически неструктурированная последовательность слов, звучавшая как: