Мелинда Солсбери - Что скрывает прилив [litres]

Стиснув зубы и расправив плечи, я открываю дверь.

И сразу понимаю, что он сюда не заходил. Окна уже давно закрыты ставнями, в комнате душно и тяжело дышать. От порыва свежего воздуха поднимается и начинает кружиться пыль, поблескивая в свете свечи. Я делаю глубокий вдох и переступаю порог.

Я и забыла, как здесь красиво. Мама обставила ее на свой вкус: обои с цветочным узором, два невысоких диванчика, обшитых желтым шелком с рисунком из розовых роз. Изящные столики с длинными тонкими ножками, декоративные шкатулки, украшенные перламутром и черепаховым панцирем. Изысканные предметы, которые она привезла сюда из родительского дома, после того как ее родители умерли, а брат уехал. До того как Джайлз Стюарт начал строить свою империю, семья моей мамы была самой богатой в Ормсколе.

Я прохожу по пышному ворсистому ковру, открываю одну из шкатулок и нахожу там залежавшиеся леденцы со вкусом еловых иголок. Беру один из них в руки, а он уже не пахнет ничем. Его аромат утрачен навсегда.

Решимость покидает меня, я кладу конфету обратно и захлопываю шкатулку. Приняв поражение, закрываю за собой дверь в мамину гостиную и возвращаюсь в кабинет. Тут бы прибраться. Я чувствую резь в глазах и начинаю энергично их тереть.

– Я не заплачу. Не заплачу, – мычу я сквозь сжатые зубы, пока подхожу к книжной полке.

Следующее, что я помню: под ногу мне попадает перо и у меня подворачивается лодыжка. Взмахиваю руками, пытаясь восстановить равновесие, но напрасно. Я барахтаюсь, пытаясь спасти себя от падения, и зачем-то хватаюсь за подушку расположенной у окна банкетки.

Подушка с треском отрывается и остается у меня в руке, а я тяжело падаю на пол, взвизгивая от удара спиной и громко клацая зубами так, что кажется, весь череп содрогается. Свободной рукой я стучу по полу, прикусывая губу, чтобы не закричать. Господи Иисусе, как больно.

Когда у меня наконец перестает звенеть в ушах, я медленно встаю на ноги, потирая нижнюю часть спины, и осматриваю банкету. На голом деревянном каркасе осталось несколько полосок ткани там, где была закреплена подушка; я почти с корнем ее вырвала. От мысли, что не получится приделать ее обратно, у меня сердце проваливается в пятки.

И в тот момент, когда я собираюсь положить подушку на место, безнадежно уповая, что отец ничего не заметит, замечаю небольшое отверстие на крышке каркаса. Той же формы и размера, что и странный ключ. Когда я понимаю, что передо мной, у меня отвисает челюсть.

Это вовсе не банкета, а встроенный в нишу под окном сундук. Из-за мягкой обивки я ни за что бы не догадалась.

Мгновенно забываю о боли и достаю из кармана ключ. Поворачиваю его, замок щелкает, а головка ключа превращается в ручку. Я поднимаю крышку и не могу отвести глаз.

Внутри спрятано семь книг, обернутых в переплет из козлиной кожи и уложенных на самую мягкую шерсть, к которой я когда-либо прикасалась. Я поднимаю одну из них: она того же размера, что и лежащие на полках учетные журналы наевфуиля , но при этом такая старая, что при попытке открыть ее бумага начинает рассыпаться. Я спешно ставлю книгу на место, прежде чем она совсем развалится. Две соседние выглядят так же хрупко, и я их не трогаю.

Зато четвертая, кажется, покрепче. Скрестив ноги, я сажусь на пол и аккуратно кладу ее на колено. Обложка мягкая, словно замша или дорогой велюр. Роскошная вещь. Я открываю ее и осторожно дотрагиваюсь до страниц. К счастью, они остаются целыми. Так что я начинаю бережно листать книгу.

Мне не удается понять ни слова. Самые ранние книги, которые я видела, были написаны на древнешотландском, но и там мне требовалась помощь. Тем книгам было не тягаться с этой. В ней даже не слова – символы. Либо это какой-то шифр, либо более ранний язык. Я пробегаю газами по нескольким абзацам, но текст не обретает смысл.

А потом я переворачиваю страницу и вижу это.

Ужас, который я испытала прошлой ночью, возвращается с тройной силой. Я судорожно оттягиваю воротник ночной рубашки. Нужно признать, что художник оказался чрезвычайно искусным. Чернила выцвели до ржавого цвета, как запекшаяся кровь, но изображения оставались четкими, все детали – правдоподобными. На рисунках в книге было существо, которое повстречалось мне вчера. Я рассматриваю иллюстрации и не могу отвести глаз. Теперь понимаю, почему тварь, которую я видела на дорожке к дому, показалась мне настолько странной. Настолько не похожей на человека. Из-за слишком длинных конечностей существо выглядит хилым, даже болезненным. Таким, словно едва может выдерживать собственный вес, ведь на нем нет ни мяса, ни жира. Мертвенный . Думаю, его можно описать этим словом. Или истощенный. Одни лишь жилы и кости.

Я продолжаю изучать изображения. Следующие два представляют собой удивительно подробно прорисованные лица. Глаза выглядят яркими и внимательными, они не затянуты пеленой, как у того существа. Быть может, у него какое-то отклонение или оно гораздо старше тех, что нарисованы в книге. Уши расположены высоко и имеют слегка заостренные кончики. Губы такие же широкие и тонкие. Нос – просто два отверстия в центре лица. На коже тушевка, даже кажется, что, если до нее дотронуться, она окажется шершавой.

Только я не планирую проверять это предположение.

Переворачиваю страницу и, не стесняясь в выражениях, отшвыриваю книгу.

Каждый волосок на моем теле встает дыбом, а дыхание спирает. Я не хочу смотреть на это еще раз, но заставляю себя. Дрожащей рукой поднимаю книгу, снова кладу ее к себе на колено и отыскиваю нужную страницу.

Если бы вчера оно открыло свой рот, у меня бы разорвалось сердце. На рисунке существо запечатлено в застывшей позе, как будто собирается накинуться на зрителя. И оно до смерти страшное.

Его пасть – разрез, тянущийся через все лицо. Внутри два ряда зубов. В заднем ряду их множество, все коротенькие, тонкие, как иголки, и ужасно острые. Они расположены кучно и торчат в разные стороны, как будто росли в спешке.

В переднем ряду всего четыре зуба. Два пары клыков в том же месте, что и у меня. Только вот мои раза в четыре короче. У существа они настолько длинные, что я даже не представляю, как помещаются в закрытую пасть.

Как люди могли подумать, что это боги? Скорее сбежавшие из самой преисподней демоны. Не получается представить, как художнику удалось запечатлеть его в таком виде, да и не хочется, если честно.

Я так долго смотрю на этот рисунок, что немного теряюсь в нем. Из своеобразного транса меня выводит стук во входную дверь.

Я с трудом встаю на ноги, оставляя книгу на полу, осматриваюсь в поисках пистолета, проклинаю отца за то, что забрал все оружие и оставил меня запертой в доме приманкой.

Потом вспоминаю о кухонных ножах и бегу в коридор, а пульс бьется в такт с ударами в дверь.