Трейси Вульфф - Жажда

Думаю о том, как Джексон ухитрялся помочь мне всякий раз, когда со мной что-то происходило, – и о том, как он с легкостью покидал меня опять и опять.

И мой и без того затуманенный рассудок начинает молить о пощаде.

– Нам обеим надо поспать, – говорит Мэйси, и я впервые замечаю, что она уже переоделась в пижаму. – Сейчас больше двух часов ночи.

– Неужели так поздно? Сколько же времени я пробыла в отключке?

– Достаточно долго. – Она обнимает меня и встает с моей кровати. – Спи. О сложностях и нюансах натуры Джексона Веги мы поговорим завтра.

Я киваю и пытаюсь последовать ее совету. Но не могу не думать о том, как сейчас уже поздно и сколько времени я потеряла. Должно быть, я пробыла без сознания куда дольше, чем думала, если сейчас действительно – я беру телефон и смотрю на время – 2.31 ночи.

У меня на телефоне есть несколько сообщений от Хезер – о том, какая гадость математический анализ, и о том, что она никак не может набраться смелости, чтобы поговорить с Вероникой – ее нынешним увлечением. Я отправляю ей пару ответных сообщений. Я ничего не пишу о том, что я едва избежала смерти, а только о том, что желаю ей успехов с Вероникой и матанализом. И немного жалуюсь на Джексона.

Она не отвечает – наверное, потому, что сейчас глубокая ночь. Я начинаю просматривать свои фотки в Инстаграме и, тупо глядя на них, не могу не думать о том, что происходило со мной во второй половине дня.

Действительно ли все было именно так, как сказала Мэриз? Действительно ли Джексон срочно принес меня к ней в кабинет и она накачала меня лекарствами, чтобы зашить «порез» на моей артерии? Или же случилось что-то еще, что-то такое, что объяснило бы и нервозность моего дяди, и решение Джексона держаться от меня подальше?

Из-за этих мыслей я продолжаю лежать, уставясь в потолок, до трех часов ночи.

И из-за них же в конце концов иду в ванную и закрываю за собой дверь.

И они же заставляют меня оторвать от кожи пластырь, который я обещала не снимать по крайней мере несколько дней, и воззриться на порез на моей шее.

А вернее, на два круглых отверстия примерно на дюйм ниже неровного разреза.

Нужно ли говорить, что заснуть после этого я не могу.

За следующие два часа я тысячу раз щупаю свое горло, ожидая, когда пройдет действие лекарств, среди которых, как я надеюсь, было и какое-то галлюциногенное вещество.

Потому что если это не галлюцинация, вызванная лекарством, то волноваться мне следует отнюдь не из-за рассеченных артерий и инопланетян.

Мне хочется встать и прогуляться, чтобы проветрить голову, но мои воспоминания о том, что произошло, все еще очень свежи. После минувшего дня и того, что я только что видела в зеркале, я могу совсем слететь с катушек, если случится еще что-нибудь. Особенно когда, бросив взгляд в окно, замечаю, что луна висит в небе очень высоко.

В нормальном мире это не имело бы никакого значения, но после того, как я попала сюда, понятие «нормальности» стало всего лишь далеким воспоминанием. Подумав об этом, я опять провожу пальцами по пластырю на шее, лихорадочно пытаясь сообразить, откуда же взялись эти два прокола.

Конечно, если бы я жила в романе ужасов, объяснение этим отметинам было бы очевидно, оно нашлось бы само собой. Но я не Брэм Стокер и здесь не Трансильвания, так что их причина должна быть другой.

Змея? Два укола в шею? Гадкий розыгрыш?

Что-то в этом духе. Просто я пока еще не поняла что.

Я не могу не вспомнить реплику Куинна о действии полной луны, и это отнюдь не помогает мне рассуждать логично. Как и предупреждения Мэйси о том, что Джексон и Флинт происходят из разных миров, что они слишком непохожи, чтобы им когда-нибудь удалось поладить.

Это наверняка от лекарств – наверняка.

Потому что та мысль, которая сейчас скользит по периферии моего сознания, – это совершенный абсурд. Полная дичь. Чудовищ не существует, есть только люди, которые творят чудовищные дела.

Такие, как вот это.

Если Мэриз не сделала мне два укола в шею, то это наверняка розыгрыш. Шутки Джексона. Наверняка. Другого разумного объяснения не существует.

Всю следующую пару часов я держусь за эту мысль, как мантру повторяя ее опять, опять и опять. Как только часы на моем телефоне показывают шесть часов утра, я немедленно иду в душ – но, следуя инструкциям Мэриз, не мочу пластырь на шее.

Ведь что я вообще знаю об укусах вампиров? Не хватало мне еще усугубить дело.

Но это, конечно же, не укус вампира. Просто сейчас я уже ничего не берусь утверждать.

Одевшись на этот раз в черную юбку, черные лосины и фиолетовую тенниску, я укладываю волосы так, чтобы закрыть ими пластырь на моей шее и порез на щеке, хватаю теплую толстовку с капюшоном и тихонько выбираюсь из комнаты до того, как звенит будильник Мэйси. Мне хочется разбудить ее и задать вопрос, жгущий сейчас мою душу, но я не желаю ей лгать.

Но я также не уверена и в том, что хочу рассказать ей правду.

Что касается Джексона… Если он мне солгал, то будьте уверены, я забью деревянный кол в его черное сердце. Да, я знаю, что это абсурд. Просто сейчас мне все по барабану.

Я иду по школе решительно, как спецагент на задании. Правда, у меня все еще немного кружится голова – сколько же крови я потеряла? – но я ни за что не останусь валяться в кровати, ожидая возможности с ним поговорить, не останусь ни на секунду.

До его башни я добираюсь минут за пять, что, наверное, может считаться рекордом, ведь она находится на противоположном конце замка. Но когда я начинаю колотить в дверь, никто мне не отвечает.

Я продолжаю колотить, но ответа все нет, тогда я пишу ему сообщение. Затем звоню. Затем начинаю колотить опять. Потому что не может же быть, чтобы его в самом деле не было в его комнатах, когда мне особенно нужны ответы.

Но его тут нет. Вот черт.

Обозленная, разочарованная и обеспокоенная куда больше, чем готова признать, я опускаюсь на одно из кресел в его читальном уголке и смотрю на окно, которое теперь забито досками и с которого все началось, чтобы можно было притвориться перед самой собой, что я не замечаю отсутствия ковра, который лежал тут вчера.

Затем я откидываюсь на спинку кресла и готовлюсь дожидаться Джексона Вегу.

Пятнадцать минут спустя я уже готова лезть на стену, полчаса спустя принимаюсь писать этому козлу оскорбительные сообщения, а сорок пять минут спустя подумываю о том, чтобы поджечь эту чертову башню… во всяком случае, до того как входит Мекай, у которого заспанный и немало позабавленный вид.

– Чему это ты улыбаешься? – не очень-то вежливо вопрошаю я.

– Грейс, классно смотришься, когда ты в брюзгливом настроении.