Шон Хэмилл - Космология монстров [litres]

– Ты тут?

Обычно после этих слов мой Друг появлялся из шкафа или из-под кровати, но сегодня я ответа не дождался.

Такое порой случалось. Иногда существо приходило поздно, когда я уже засыпал, а иногда не приходило вовсе. Но в этот вечер мне не помешала бы компания хоть кого-то, кто не страдает так же, как моя семья. Я заснул, сидя у окна спальни в ожидании возвращения Друга.

В дни, последовавшие за исчезновением Марии Дэвис, по мере того как новости в телевизоре становились все более одержимыми этим загадочным случаем, эмоциональная атмосфера в Вандергриффе заметно поменялась. Этот город никогда не напоминал идиллию, в которой все непрерывно друг другу улыбались, но теперь на лицах горожан явно виднелась тревога. Днем в парках и на лужайках перед домами теперь играло меньше детей, а по ночам на улицах стало заметно тише. Смех в городе раздавался еще реже, хотя в школьных коридорах – совсем наоборот. Мы, и без того взвинченные подростки, в которых бурлили гормоны, пока еще были слишком молоды, чтобы воспринимать такие вещи всерьез. В школьном актовом зале состоялось собрание, на которое пришел полицейский из местного участка и сообщил нам, что в здании и на парковке будут дежурить его коллеги. А еще он напомнил, что нельзя брать еду у незнакомцев или садиться к ним в машину – будто мы бестолковые первоклашки. В довершение своей речи полицейский поднял над собой плакат с номером телефона и убедительно просил звонить, если мы увидим что-нибудь подозрительное.

– Даже если вы не уверены, что это важно, обязательно звоните. Таким образом вы можете спасти собственную жизнь.

Все это представление выглядело как неудачная шутка, которую рассказывают, когда уже знают, что шутка-то плохая, но остановиться никак не могут. Можно подумать, эти меры помогут вернуть Марию домой или предотвратить новое исчезновение. После пропажи Сидни были точно такие же школьные собрания и куча репортажей в национальных новостях.

Мама, Юнис и я несколько раз обсуждали вопрос, стоит ли в этом году открывать «Блуждающую тьму». Хотя по чисто эгоистическим причинам я очень хотел, чтобы мы открылись, но вместе с тем был вынужден признать, что существуют веские причины этого не делать. В конце концов, большинство наших работников были старшеклассники, и у нас реально могли возникнуть проблемы с заполнением актерских вакансий, если их родители сочтут небезопасным отпускать детей работать по вечерам в течение шести недель подряд. Каждый раз, когда поднималась эта тема, мы принимались обсуждать ее заново, но я чувствовал, что наши шансы на открытие сезона 1999 года тают на глазах.

Кроме разговоров о работе других бесед мы почти не вели, разбредясь по разным углам большого дома: мама проводила время внизу у телевизора, Юнис в своей комнате, а я в своей. Я очень скучал по своему монстру и уже почти потерял надежду увидеть его снова, когда через неделю после его последнего появления вдруг проснулся от царапания в окно спальни. Существо сидело на крыше снаружи и водило когтем вверх и вниз по стеклу.

Я открыл окно и распахнул его настежь. Потом отступил на шаг и сделал строгое лицо, когда существо забралось ко мне в комнату. Я хотел накричать на него, отругать и потребовать подробного отчета о том, где оно пропадало всю последнюю неделю, но на деле просто обхватил его руками и крепко обнял за талию. Существо обняло меня в ответ, и прежнее чувство комфорта и блаженства нахлынуло на меня, смешавшись с запахом меха и заплесневелого плаща. Мой гнев рассеялся, и я почувствовал облегчение.

– Я так по тебе скучал, – сказал я, уткнувшись в его грудь, – так волновался.

Я хотел сказать больше, но мой Друг сжал меня крепче, и ноги оторвались от ковра. Мы взлетели в воздух, и моя голова оказалась в нескольких дюймах от потолка.

Мой Друг осторожно вынес нас из окна в теплую летнюю ночь. Вначале я подумал, что он вновь собирается сыграть в «прыжки и ловлю», но вместо этого он перехватил меня так, что я прижался к его боку, и взлетел со мной в небо. Ветер засвистел у меня в ушах и растрепал волосы. Город уменьшался под нами, превращаясь в маленькое созвездие огней, а воздух становился все холоднее и разреженней. Мне приходилось дышать все глубже, чтобы наполнить легкие.

Монстр прекратил наше восхождение в ночные небеса и завис на месте, медленно описывая круги. В стороне Далласа я увидел «Башню воссоединения», а в Форт-Уэрте – правильный прямоугольник Беннет-Плаза. Вандергриффский парк развлечений «Веселые горки» оказался прямо под нами. Несмотря на то что парк был закрыт на ночь, аттракцион «Парашютный спуск» горел огнями.

Не предупредив, существо разжало хватку. Парк полетел на меня, как увеличивающийся кусок фотографии. Я закувыркался в небе и камнем падал прямо на «Парашютный спуск», торчавший из земли подобно острому мечу. Из горла вырвался крик, и я замахал руками в попытке за что-нибудь ухватиться.

О Господи! Господи Иисусе, вот и все, сейчас я умру. И хуже всего, что это будет больно…

Но, прежде чем каждая косточка моего тела раздробилась об аттракцион, существо догнало меня, обхватило за талию и понесло полукругом вокруг башни, сверкавшей неоновыми огнями на периферии зрения. Вопль ужаса, который я издавал, превратился в крик восторга. Через все тело пронеслась энергия. Я выл и хохотал одновременно. Существо усилило хватку, и от нашей точки соприкосновения запульсировали волны тепла. Мир приобрел золотистый оттенок, в моей груди бешено заколотилось сердце. Затем существо снова меня отпустило.

В этот раз я не упал, наоборот, начал подниматься. Я двигался не особенно быстро, но двигался сам, взлетая вверх по широкой спирали. Мой Друг держался позади и ниже. Он не отставал, но и не трогал меня. Я летел по собственной воле. Тогда я повернулся лицом к существу.

– Как ты это сделал? – спросил я. – Это же невероятно!

Но как обычно, он мне не ответил. Я отклонился от башни и полетел над шоссе. Я двигался медленнее и топорнее, чем существо (как оказалось, учиться летать – это примерно как учиться плавать), но мне удавалось держаться в воздухе и двигаться в нужном направлении. Внезапно все волнения и тревоги прошедшей недели перестали иметь значение. Все, что теперь было важно – только этот полет, это ощущение полной власти и свободы.

Возбуждение в конце концов исчезло, уступив место восхитительному изнеможению. К тому времени, когда мы вернулись домой, моя временная способность к полету стала ослабевать. Я подпрыгнул и задергался в воздухе, как пьяное насекомое, потом споткнулся о крышу и упал на четвереньки. Существо приземлилось рядом со мной. Я, скорее, почувствовал это, чем услышал – по легкому движению воздуха.