Шон Хэмилл - Космология монстров [litres]

Она распахнула плащ и сбросила его с плеч, обнажив алебастровую кожу, тяжелые округлые груди и копну рыжих волос на лобке. Она прижалась ко мне, к моей эрекции с нежной улыбкой на устах.

Она расстегнула мне ремень, затем пуговицу и молнию на джинсах. Я слегка приподнялся, и мы вместе стянули джинсы до колен. Затем она взяла мою руку, крепко ее сжала и опустилась на меня.

Как и первый поцелуй, первый мой секс закончился, не успев начаться. Я смутился, но женщина не отрывала от меня мягкого доброго взгляда. Она мягко слезла, облегчив мои унизительные подергивания на волнах удовольствия, и затем, когда я уже успокоился и расслабился, она положила руки мне на грудь и сказала: «Еще». Золотой свет разлился перед моим мысленным взором, и я тут же оказался готов. Толчок эрекции был таким резким, что я тут же скользнул в нее обратно, вызвав судорожный вздох.

Второй раз получился намного более длительным. Она скакала на мне изо всех сил, терла себя рукой, закатывала глаза и откидывала голову. Кончая, она выкрикивала слова, которые я не понимал, она повторяла их снова и снова, и когда упала, обессиленная, мне на грудь, я испытал второй, почти болезненно сильный оргазм.

Когда все закончилось, она легла рядом, положив на меня руку и ногу, и прижалась лицом к моей шее.

– Ты можешь менять форму, – сказал я, поглаживая молочно-белое женское бедро.

– Да, – ответила она, щекоча губами мое ухо.

– И ты можешь превратиться во что-нибудь еще? Или в кого-нибудь?

– Нет. Только это.

– А почему ты не показывала мне раньше?

Она не ответила, но обняла меня крепко, словно в страхе, что я уйду. Но я был слишком измучен, чтобы двигаться, и только рад тому, что можно побыть в спокойствии – вдали от сложных проблем реального мира.

Проснулся я оттого, что она смотрела на меня и гладила мое лицо. В маленьком доме не было окон, поэтому я понятия не имел, день сейчас или ночь.

– Как себя чувствуешь? – спросила она.

– Есть хочу, – сказал я. – У тебя есть еда?

– Ничего такого, что тебе бы понравилось, – ответила она. – Но я могу принести все, что захочешь.

– Да не надо, – сказал я. – Наверное, мне пора домой. Меня ожидают большие неприятности из-за того, что я разбил машину Юнис. А еще мне нужен врач и чистая одежда.

Неохотно я выбрался из постели и стал одеваться.

Она села, прислонившись к стенке, – растрепанная, но очень красивая.

– Тебе не обязательно уходить.

– Я так не думаю.

– Ты можешь остаться здесь насколько захочешь.

– Да? И просто перечеркнуть этим всю свою жизнь?

Она склонила голову набок.

– Я могу принести все, что тебе нужно.

– А где мы все-таки находимся? – спросил я.

Она сделала вид, будто не расслышала вопрос, и просто смотрела, как я одеваюсь.

– Ты мне больше нравишься без одежды, – сказала она.

– Ты отнесешь меня домой? – спросил я.

Она встала и прошла через всю хижину, затем опустилась на колени перед одним из шкафов. Глядя на движения ее обнаженного тела, я снова почувствовал возбуждение и уже готов был сделать это в третий раз, когда она вернулась ко мне с маленьким черным камнем в руках. Камень был привязан к тонкому кожаному шнурку.

– Возьми, – сказала она и надела шнурок мне на шею.

Прохладный камень коснулся моей груди, и я поднял его, чтобы рассмотреть. Он был совершенно гладким, без единого изъяна.

– Если захочешь со мной повидаться, – сказала она, – просто сожми камень в руке и думай обо мне. Где бы ты ни был, камень доставит тебя прямо к моей двери. А когда придет пора возвращаться, сожми его снова и подумай о том месте, куда тебе надо попасть. Он перенесет тебя туда.

– Спасибо, – сказал я.

Она улыбнулась, но какой-то болезненной улыбкой.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты не уходил.

– Мне тоже.

– Обещаешь, что вернешься?

Она склонила голову и посмотрела на меня своими жгучими зелеными глазами.

– При первой же возможности, – ответил я.

Мое первое путешествие с помощью черного камня привело меня на крыльцо нашего дома. Светило яркое утреннее солнце. Я услышал лай собак и детский смех где-то в другом конце нашего квартала. Я поискал ключи, но потом вспомнил, что оставил их в машине Юнис. Без особой надежды я подергал ручку двери и, к моему удивлению, она открылась.

Я вошел внутрь и позвал:

– Эй!

Слово будто повисло в прихожей, замерев в неподвижном воздухе. Я прошел в столовую и обнаружил на столе тарелку с недоеденными хлопьями. Хлопья сильно раскисли, словно тарелку забыли на несколько часов. Затем я увидел другие вещи, которые выглядели странно: картина в раме, обычно висевшая у подножия лестницы, теперь валялась на полу с разбитым стеклом; на кремовом ковре виднелась одинокая капля крови; телефон лежал на боку у основания дивана.

Записку Юнис я нашел примерно на середине лестницы. Вероятно, мама уронила ее, когда неслась к запертой, а теперь выбитой двери ванной. Сама ванна была почти до краев наполнена водой розового цвета, стены заляпаны красным, а на коврике валялась бритва.

Я сел на унитаз. Левый глаз запульсировал, и мир передо мной поплыл.

Внизу зазвонил телефон, наполнив весь дом пронзительной трелью. Он звучал невероятно далеко – как крик о помощи, на который мне не удалось ответить вовремя.

Дорогой Ной,

Первое, что я хочу, чтобы ты сделал, – это закрыл данное письмо и не брал его в руки до тех пор, пока меня не простишь. Я не шучу. Давай.

Ну ладно. Возможно, прошло уже полгода, и ты лежишь в кровати, свернувшись калачиком, отдыхая от домашних заданий, пока мама смотрит телевизор в соседней комнате. Или, может, ты читаешь его годы и годы спустя, сидя в кресле-качалке на крыльце какого-нибудь мирного дома престарелых с высокими окнами и большой зеленой территорией. Возможно, волосы твои уже поседели, а кожа стала пятнистой и дряблой. Этого мне не узнать. Я не вижу, и в этом вся проблема. Я не вижу тебя. Я не вижу вообще ничего, кроме того места, где сейчас нахожусь.

Сегодня 28 октября, и я сижу перед компьютером с выключенным светом. На улице ясная ночь, и сквозь шторы пробивается болезненно-зеленый свет уличного фонаря. Он борется со светом от монитора на полу позади меня. Борется за мою тень. Я упаковала все свои книги, компакт-диски и одежду в помеченные коробки. Осталось доделать последнюю рутинную работу. Я рассматривала разные альтернативы – в том числе самые соблазнительные, но все-таки выбрала старомодный метод. Я хочу оставить после себя беспорядок, но совсем небольшой. Когда вой и рыдания закончатся, вы откроете слив, включите свежую воду и без труда очистите фарфор от моих следов.

Я сделала это потому, что люблю тебя.