Мелисса Алберт - Страна ночи [litres]

Элла оглядела меня. Подбородок, спрятанные в рукав пальцы, то, с какой осторожностью я старалась двигаться, чтобы не раздражать раненый бок. Чужая худи, карман которого все еще оттягивали чужие отнятые телефоны. Глаза у нее широко распахнулись, и я ждала, что она закричит, начнет расспрашивать, что случилось, но она ничего не сказала.

– Я думала, ты бросила, – сказала я наконец, кивая на пепельницу.

– А ты? – Она не спеша достала еще одну сигарету и добавила: – Кажется, пора нам поговорить начистоту, как ты думаешь?

У меня было четыре шага – от двери до стула напротив нее. Четыре шага, чтобы решить, что сказать, о чем умолчать и как не запутаться в том, что я уже говорила. Четырех шагов для этого было мало, и я осталась стоять.

Наконец в ее голосе все-таки проскользнула дрожь.

– Вот, значит, как? Ты не приходишь ночевать, даже сообщения не присылаешь, потом приходишь домой в таком виде, как будто после боксерского поединка, и не хочешь даже сесть и поговорить со мной?

Наверное, были какие-то слова, которыми можно было все исправить, залатать трещину, но я их не находила. Я только покачала головой, надеясь, что Элла поймет.

Она насмешливо повторила мой жест.

– Что? Что ты делаешь? Что ты скрываешь? Где ты была?

Она взялась за голову.

– Я выбрала тебя, – прошептала она. – Много лет назад. Ты была одинокой малюткой в корзинке, и я с одного взгляда на тебя поняла, что тебя никто не любит. Я взяла тебя на руки. И унесла. Я видела, как ты растешь. Как светлеют твои глаза. Делаются карими, как у меня. Ты была… – Она покачала головой. – У тебя ладошки были как морские звезды. От твоей макушки пахло курагой. Своенравная моя девочка…

Где-то в глубине души Элла знала. Знала, что два года назад я могла остаться в Сопределье, знала, что задумывалась об этом, пусть на мгновение. Любовь заставляла ее держаться за меня, но не только любовь – кое-что еще.

Она поставила себе в жизни единственную цель – подарить мне мою жизнь. Иногда этот дар был с горчинкой. Роза с шипами.

– Это я выбрала тебя, – повторила она, словно прочитав мои мысли. – Но ведь потом и ты тоже меня выбрала. Ты освободилась от этого всего, ты пришла ко мне. Я не идиотка, я вижу, что происходит. Зачем ты снова впускаешь это в себя?

Я наконец двинулась к ней через кухню, и с каждым шагом она становилась все более реальной. Взмокшая от пота, в старой футболке, с сединой в волосах, которой с каждым днем становилось все больше. Ее броская красота увядала. Я уже видела, что ей недолго осталось быть воином. Видела впереди тот день, когда она уже не сможет выстоять в новой битве рядом со мной. За меня. Любовь перехватила мне горло, словно петлей.

Я наклонилась и обняла ее, уткнулась носом в выемку между шеей и плечом. Она пахла розмарином и железом – словно оберег от сказочных фей.

– Я люблю тебя. – Я сказала это тихо, не отрывая лица от ее кожи, но она все равно услышала меня. Через минуту ее руки обняли меня в ответ. Ее волосы липли к подсыхающей ранке на моем лице, пластыри на боку тянули кожу, но я не решалась отстраниться.

– Я все равно не собиралась всю жизнь прожить в Нью-Йорке, – сказала она.

Я вскинула голову. На лице Эллы был упрямый вызов. Я уже видела это выражение раньше.

– Что это значит?

– Переедем в какое-нибудь красивое местечко.

О черт, я уже слышала этот тон. В точности вот это самое обещание.

– Можно поселиться на ферме. У нас еще остались деньги от продажи «Орехового леса» – хватит на то время, пока эта квартира будет продаваться. Можно поселиться где-нибудь возле красных скал, а в небе там будет видно Млечный Путь. Кстати… можно будет наконец завести собаку.

Я набрала в грудь воздуха и выдохнула, прежде чем ответить.

– Так больше не пойдет. Пообещать мне скалы и собак – этого уже недостаточно.

Она подняла голову и взглянула в мои тоскующие глаза.

– Когда-то я пообещала тебе целый мир. Разве я не выполнила это обещание?

– Я больше не могу переезжать, – сказала я. – Не могу.

Потому что в моей жизни здесь была не только кровь, насилие и тайны, которые не хотелось хранить. Здесь я гуляла с Софией по мосту в два часа ночи, прятала в книгах в магазинчике Эдгара целую колоду старинных карт – коротенькие послания без слов для пятидесяти двух покупателей. Здесь были лучшие в мире плюшки на Черч-стрит, и худший в мире кофе на Кортелиу, и выемка на стене моей спальни от того, что я слишком сильно распахивала дверь, – моя выемка, в моей комнате, в городе, который никому не принадлежал, но его, по крайней мере, можно было брать себе на время, по кусочкам, и делать вид, что он тоже тебя любит.

– Так что же нам делать? Вот так и жить?

Элла подошла к ящику со всяким хламом – там у нас множились как кролики стянутые резинкой ресторанные меню. Выдвинула, достала что-то в глянцевой обложке и показала мне.

Это был рекламный буклет колледжа. Двое ребят в свитерах с книжками в руках весело смеялись, ухоженный газон вокруг сверкал яркой зеленью. Элла сунула буклет мне – с такой силой, что он врезался углом в грудь.

– Посмотри. – Она почти смеялась, но лицо у нее было мокрым. – Я их все время разглядываю, пока тебя нет дома. Прячу потом, как порножурналы. Это даже не… Если не хочешь в колледж, можешь не идти. Я просто хочу чувствовать, что ты здесь и будешь здесь, пустишь наконец корни рядом со мной. – Она взяла мое лицо в ладони. – Или не со мной. Все, что тебе нужно, Алиса. Боже мой, ну что тебе еще нужно, чтобы ты не уходила к ним?

Я взяла ее за руку и мягко убрала ее с моего лица. Отступила на шаг.

– Мама. – Она вся выпрямилась, когда услышала от меня это слово. Я его уже несколько лет не произносила. – Что еще должно случиться, чтобы ты поняла, что я – одна из них?

Струйки дыма плавали под потолком, словно призраки. Утренний свет был фальшивым. А моя мать – одинокой и несчастной. Она жила с девушкой, которая на самом деле была всего лишь выдумкой.

Она не позволила мне дотронуться до нее. Ни до руки, ни до щеки, ни до кончиков черных волос. Мама даже вжалась в кухонный стол, чтобы я до нее не дотянулась. Наконец я вышла из кухни и побрела, спотыкаясь, к себе в комнату.

Я умирала от голода, и во рту пересохло. И в туалет пришлось сходить, отчего меня всю скрутило болью. Но сутки без сна взяли свое, и я уснула.

Проснулась, вся дрожа.

Сначала было жарко, потом холодно, а потом и то и другое сразу. Полуденный свет тяжело струился сквозь жалюзи, падал на меня жгучими полосами. А у меня даже не было сил отодвинуться.

– Мама! – позвала я. Но квартира была пуста. Я почувствовала это.