Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

– Так что не знаю, что мне делать, – резюмировал я свои мысли. – С одной стороны, я понимаю, что после всего, что между нами было, мне стоило бы на ней жениться, с другой стороны, я вообще не собирался заводить семью раньше, чем прославлюсь и разбогатею, ну, или хотя бы просто разбогатею, не в дом же к мамочке мне жену вести. Лучше уж снять угол в клетке с тиграми!

– Только не в нашем зоопарке, – быстро ввернул Ниязи.

– С третьей стороны, – продолжал я, не без труда выбросив из головы измождённых облезлых животных, – я боюсь потерять её, потому что охотников на неё много, но, с четвёртой стороны, она меня иногда так раздражает, мне кажется, она всё-таки для меня простовата, с пятой стороны…

– По-моему, ты уже исчерпал лимит существующих сторон, – снова перебил меня Ниязи.

– Я тебе не стороны света перечисляю, хотя их тоже больше, чем четыре, если ты не знал. – Я раздражённо потряс баллончиком с краской. – Спросил, так слушай. С пятой стороны, я не хочу её бросать, потому что достаточно сильно люблю её, чтобы не желать причинить ей боль. С шестой…

– Уже темнеет. – Мой невежливый слушатель поднял ладонь, как бы закрывая мне рот. – Всё это очень интересно, но не будем забывать, зачем мы здесь. Я, конечно, самый храбрый на свете, но ночные тусовки на кладбищах предпочитаю оставить профессионалам.

Пять минут шипения – и чёрный мрамор моей могилы покрылся злыми словами и недвусмысленными изображениями. Мне даже стало жаль воображаемого себя, лежащего там, в неприветливой сухой земле, и неспособного ответить на оскорбления.

– В этом есть нечто испанское. – Ниязи отошёл на пару шагов от надгробья, как художник, оценивающий свою работу.

– Да, сочетание цветов очень эффектное. По-моему, сюда кто-то идёт. Между деревьями было движение.

– Хранитель кладбища, молла, – пожал плечами Ниязи. – Бродит здесь, принимает заказы на молитвы. Ладно, пойдём. Скоро будет весело.

– Ты так и не рассказал, кто такая эта Худатова.

Ниязи мрачно, утробно рассмеялся, давая понять этим смехом, что меня ждёт нечто экстраординарное.

– Защитница всех угнетённых. А также тех, кто желает угнетёнными казаться, чтобы добиться своих маленьких грязных целей.

– Вот-вот, это про нас.

Мы вышли на главную дорогу, и Ниязи остановился.

– Ты иди, а у меня тут ещё кое-какие дела, – огорошил он меня.

– Какие, чёрт подери, у тебя дела ночью на кладбище? – Уж не собрался ли он обойти могилы и поискать на них очередное колдовство со шведским столом?

– Не то, что ты подумал, – сказал Ниязи. – Просто хочу навестить могилу кое-кого из своих родственников.

– Ты же только что сказал, что не хочешь тусоваться ночью на кладбище. Уже небезопасно здесь одному таскаться, давай я пойду с тобой, – больше из вежливости, чем от реального желания охранять моего полубезумного приятеля, предложил я.

– Нет, не надо. Здесь недалеко, я успею покинуть сей погост прежде, чем мёртвые начнут пробуждаться. – По тону его и странной подборке слов я понял, что могу быть свободен.

Следующий день ознаменовался появлением на моей страничке в Facebook поста с фотографиями красивых (Ниязи неплохо владел фотошопом) лиц скорбящих и букетами, которые придавали моей могиле сходство с цветочной лавкой. Среди прочих были там и фото Сайки, в руках которой я с изумлением обнаружил пышный букет алых роз. Она казалась заплаканной. Я решил, что надо бы выяснить, что это с ней такое творится. Не может же она меня в самом деле оплакивать!

Отчёт вышел красочным и стал популярным. Люди отмечали друг друга на фотографиях, как будто после вечеринки, писали комментарии и ставили лайки. Я с нетерпением ожидал завтрашнего выхода известия о «вандализме».

Позже мне позвонил Джонни, возбуждённый, как никогда.

– Бля, чувак! – проревел он так, что мне пришлось слегка отстранить телефон от своего многострадального уха. – Ты сейчас ох…ь, это просто п…ц! Они хотят, чтобы мы выступали у них.

– Мне кажется, я пойму чуть больше, если ты используешь для объяснения ещё какие-нибудь слова, кроме матерных, – осторожно сказал я. Обычно я понимаю по контексту, что подразумевает Джонни под тем или иным словом, но в этот раз, по всей видимости, произошло что-то не совсем обычное, не поддающееся интерпретации. – Кто они? Где – у них?

– Они хотят, чтобы мы играли в «Энергетике»!

– Джонни, сволочь, кто – они?! – разозлился я.

– Бля, да хозяева «Энергетики»!!!

– …О!

– А я тебе о чём?

Это был успех. Energetica – один из самых дорогих и помпезных клубов города, который приглашал только… ну, скажем так, мировых полузвёзд. Исполнителей и диджеев, широко известных в узких кругах любителей определённых жанров музыки. Ни одна из любительских рок-групп даже и мечтать не смела о том, чтобы играть там.

– Они хотят? – решил уточнить я на случай, если чего-то не так понял. – То есть мы их не подкупали? Не шантажировали? Не умоляли, валяясь в ногах?

– Нет! Они сами предложили. Правда, бесплатно, пидоры.

– Это уже больше похоже на правду. – И всё же это был большой шаг вперёд. – А с кем они говорили?

– Они позвонили богатому говнюку. – Ага, значит, они разговаривали с нашим негласным администратором, Микой. Но меня не покидало ощущение, что где-то здесь порылся Ниязи.

– Слушай, Джонни, это точно не розыгрыш?

– Да х… тебе. Мика уже п…ет в «Энергетику», п…ит с админом там.

И вдруг до меня дошло, что как раз я-то и не буду выступать в «Энергетике». С досады я долбанул кулаком по дверце шкафа, отчего висящие там ремни жалобно зазвенели пряжками. Ну ладно. Уж на фестивале в Тбилиси, где никто не осведомлён о моей смерти, я буду выступать сам.

– Что, получается, вся группа знает, кроме меня?

– Кххх. – Джонни то ли закашлялся в смущении, то ли виновато вздохнул. – Вроде все. А, нет. Сайка не знает.

Тут мне смертельно захотелось увидеть Сайку, и я поехал к ней домой. Вообще-то я терпеть не мог бывать у неё. Депрессивный район, не представляю, как можно жить в таком месте и не сойти с ума или не покончить с собой. Каждый раз, добираясь туда, я не узнаю места, которые проезжаю. И вечно мне кажется, что в конце широкой дороги непременно должно обнаружиться море, хотя мне известно, что его там нет и быть не может – дорога ведёт на запад, а море у нас на юге, востоке и севере. На западе – только дикие страшные холмы. Откуда берётся воспоминание о море, я не знаю.

Сайка была дома одна. Сначала она даже не поверила, что я вот так вот заявился без предупреждения. Она долго вопрошала из-за двери, в которой их семейство так и не удосужилось сделать глазок, «Кто там?», после приоткрыла дверь, и в образовавшейся щели я увидел один её заспанный, ненакрашенный, слегка опухший глаз и волосы, которые напомнили мне срезанную высохшую виноградную лозу.