Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

В свой отъезд я и сам не верил. Меня не оставляло предчувствие, что если я уеду, то уже больше никогда не вернусь и не увижу ни маму, ни Зарифу, ни наш дом, ни Джонни, ни свою группу. Не увижу я и Старый город, и площадь Фонтанов, и бульвар, и Губернаторский сад, и Баилово, и Советскую, и Военный городок, и все причудливые места, по которым любил бродить в одиночестве, возвращаясь после этого домой со странным их отпечатком в душе. «Глупости, – обрывал я себя в разгар таких мыслей. – Я всегда смогу вернуться. Может быть, контракт со мной не продлят, а может, я сам не выдержу одинокой новой жизни и вернусь». Но уверенность в том, что я не смогу вернуться, даже если захочу, никуда не девалась. Это было неприятное, невыносимое чувство, от которого невозможно избавиться вроде чесотки где-то между горлом и ухом.

Со дня знаменательных событий в Energetica прошла неделя, и группа вернулась с фестиваля на пике своей славы. Я встретился с Джонни и потребовал у него объяснений.

– Такие дела, бро. – Джонни озадаченно смотрел на меня, как будто не был уверен, видит он меня перед собой или нет. – Этот п…бол, когда ты ему по е…лу вп…ячил, так насел на нас, покажите ему, говорит, что не он тут хозяин, вы команда, а он один, и так растреп…онился, мы и поехали.

– И как вам, понравилось выслушивать хвалебные оды моим песням?

– Бля буду, мне самому было х…во!

– Ну допустим. А что там эта? Осуществила свою мечту?

– Это какую?

– Закрутить роман с Ниязи.

– Ох…ть!!! Без п…ды?!

– Судя по их переписке… – И тут я подумал, что вообще-то это он ей написывал, а она лишь со свойственным ей легкомысленным кокетством позволяла ему восхищаться собой.

– Да нет. Не. Она всё время в таком х…м настроении была. Вы разосрались, что ли?

– Собственно, да.

– Б…!

Мы немного помолчали.

– Идём выпьем, что ли? – предложил я.

– О. Нет, чувак, не могу. Наш магазин накрылся п…й, у меня тут сейчас собеседование.

Я посмотрел на него с сочувствием, но про свою намечающуюся работу ничего не сказал. То ли потому, что был обижен на него за предательство, то ли из опасения зависти и сглаза, к тому же я всегда инстинктивно держал в тайне незавершённые важные дела, чтобы не искушать судьбу и не давать повода для злорадства в случае неудачи.

– Сегодня играем в Finnegans? – спросил я.

– Типа того, – сказал Джонни, и снова его лицо приобрело дурацкое растерянное выражение, которое, как я понял, не сулило мне ничего приятного.

– Ну что там ещё, говори!

– Ладно. Однох…венно узнаешь. На твоём месте вроде как Тарлан е…шит.

– Это с какой же стати? Я что, официально объявил о своём выходе из группы, которую сам же и создал? Или я вас распустил? Вы теперь по-другому называетесь и исполняете другие, не мной написанные песни? – мой голос был тихим, размеренным и, надеюсь, достаточно зловещим.

– Ну чувааак, – увещевающим тоном протянул Джонни, – ты же знаешь этого Ниязи хитровые…нного. Он нас всех запутал. Сказал типа ты уже нае…нулся, и нет тебя официально в живых, и светить е…лом на людях тебе нельзя.

– Я сегодня приду играть. Мне нужны деньги. Предупреди остальных. Чмоки-чмоки.

И я ушёл.

Вечером в пабе было непривычно безлюдно, и это в вечер живой музыки! Видимо, я переоценил популярность нашей группы, члены которой, кстати, встретили меня не прохладно, но так же оторопело, как и Джонни. Только Сайка радостно бросилась мне навстречу, но, наткнувшись на невидимую стену, которую возвёл между нами мой холодный взгляд, притормозила, испуганно улыбаясь. Я не вернул ей улыбку, хотя и ощутил внутри себя шевеление жалости.

– А где народ? – спросил я Мику.

– Говорят, паб закрывается.

– Что так?

– Кризис, – ответил Эмиль. – У них в последнее время жопа. Разливного пива почти нет, старые клиенты расползлись куда-то.

– Я боюсь, что сегодня мы в последний раз вообще играем, – добавил Мика.

– Так это у нас сегодня поминки по Finnegans? – тонко пошутил я. Никто меня не понял, да я и не ожидал.

– В таком случае уместно будет сыграть альбом Ouroboros, что отразит характерный для романа мотив бесконечного возвращения, кроме того, я предчувствую возрождение этого знакового места после закрытия, – произнёс голос за моей спиной. Медленно я повернулся к Ниязи, ожидая любого неадекватного поступка с его стороны и одновременно испытывая стыд за своё поведение в Energetica.

– Возрождение?

– Несомненно. Смерть и возрождение, по спирали, пока не достигнешь совершенства и не сольёшься с Богом. Уж ты-то должен это знать.

– Я знаю только смерть.

– Недалёк момент твоего возрождения. Но для этого ты должен умереть окончательно. И это скоро произойдёт.

Я оттащил несопротивляющегося Ниязи в безлюдный угол и обрушил на него стаккато отрывистых вопросов:

– Откуда ты знаешь? Что тебе нужно? Кто ты такой вообще?

– Воу, воу! – с этим возгласом Ниязи поднял руки на уровень своего лица, как будто боялся, что снова будет бит по щекам. – Палехче!

– Хватит паясничать!

– Ты злишься, а должен бы радоваться! Разве не сбылась мечта твоей жизни? Разве ты не уезжаешь?

– Кто тебе сказал?!

– Допустим, Зарифа. Ты не рад? Если бы не моя затея с твоей смертью, разве устроился бы ты на работу?

– Как это связано с моей смертью? Я в любой момент мог отправить CV!

– Но раньше-то не отправлял. Разве ты мог бы уехать и оставить мать и Зарифу? И Сайку, думая, что любишь её? И свою группу? Тебе здесь было уютненько. Да, скучно. Уныло, но привычно. А теперь прежняя жизнь сама отторгает тебя.

– Моя семья меня не отторгнет. И мой лучший друг. Сайку, так и быть, забирай себе, – презрительно бросил я и пошёл к группе, которая уже приготовилась играть.

– Не противься неизбежному! – догнали меня низкочастотные акустические колебания.

Вопреки рекомендации Ниязи, мы сыграли новый альбом, заслужив одобрение маленькой компании собравшихся в пабе людей. Джонни исполнил песню, предназначенную для него, но после Ниязи она звучала жалко. Я подосадовал, что не позвал мелкого негодяя на студийную запись. Но теперь всё это не имело значения. Группе Death and Resurrection должен был прийти конец. Так я им и сказал, когда мы отработали этот вечер.

– Я распускаю группу. По многим причинам, о некоторых вы все знаете.

– Что нам делать? – спросил Эмиль.

– Делайте что хотите. Можете основать свою группу.

– А ты? Ты больше не будешь играть? – удивился Мика.

– Буду. Но не так. И… не сейчас.

– Я не понимаю, – всхлипнула Сайка. – Ты же это всё устроил, типа чтобы мы стали известнее, а теперь нас вообще не будет?

– Ну всё. Забудь его. – Эмиль приобнял её за плечи. – Он же уже давно умер. Надо продолжать жить.

– Эй! Я жив! – Я щёлкнул пальцами перед его носом. Эмиль вздрогнул и посмотрел на меня, но потом его взгляд снова соскользнул на Сайку.