Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

– Давай иди из мой квартира! – потребовала она.

– Щаз дам пойду, – издевательски ответил я, считая, что наши статусы уравнялись и призрак призраку глаз не выклюет.

– Человек без волос сказал, ты уйди!

– Я скоро уйди. Прямо в рай. У меня уже и билет есть.

– Уйди сейчас!

– Мне некуда идти! Но я скоро уеду. Вот, смотрите! – Не знаю, зачем, но я вытащил из ящика стола свой билет и помахал им перед носом Мануш. И в следующую секунду проклял себя за глупость, потому что вздорная тётка изловчилась выхватить бумажку из моих пальцев, чтобы прочитать, что там такое на ней написано.

– Так. Отдайте немедленно.

– Важный бумажка?

– Отдайте.

– Сейчас сломаю! – Она взялась за билет двумя руками, явно собираясь его порвать. Я бросился на неё, но она пнула меня ногой по коленной чашечке, и я услышал страшный треск надрывающейся бумаги. Но тут из-под моего стола раздался звук вылетевшей паркетины, на поле битвы, как резервный боевой отряд, выбежали двенадцать крыс, и у всех были покалеченные хвосты. Мануш, издав дикий вопль, растаяла в воздухе. Мой уцелевший билет опустился на пол. Я подобрал его и положил в карман.

Двенадцать крыс, бывшие раньше крысиным королём, уселись идеальной дугой передо мной.

– Спасибо за помощь, – сказал я, чувствуя себя сумасшедшим. Они не шевелились. Тогда я украл из холодильника кусок ветчины, нарезал и предложил им угощение. Мои друзья расправились с ним, а потом побежали в коридор и встали у входной двери. Я отпер её. Быстро пропищав что-то напоследок, крысы покинули мой дом и, разбежавшись в разные стороны, исчезли.

Так я распрощался с крысиным королём. Каким-то образом зверьки сумели освободиться, и я не мог отделаться от подозрения, что сделали они это только ради меня. Теперь я не должен был беспокоиться о том, что некому будет кормить их, когда я уеду. И всё же было немного грустно, ведь он, король, был одним из последних, кто ещё верил в моё существование. Кстати, что-то давно не было слышно Джонни. После нашей последней встречи я дал ему время, чтобы войти в ритм нового образа жизни, но он так до сих пор и не узнал, что его лучший друг собирается уезжать, а до моего отъезда оставалось тринадцать дней. Я снова направил свои стопы в Heavy Metal Cafe, нарочно выбрав утро буднего дня, чтобы Джонни был не слишком занят.

И всё-таки он был занят, стоял на сцене перед почти пустым залом, с лицом, покрытым вуалью печали, с гитарой в руках, бормоча в микрофон:

– Эту песню я сочинил в память о своём друге, который ушёл от нас слишком рано. – Мне это показалось или он произнёс фразу, в которой не было ни единого матерного слова?!

– Эй, придурок! – позвал я его, стоя в двух шагах от сцены посреди пустого зала, но Джонни закатил глаза и забренчал что-то несуразное на гитаре. После нескольких вступительных аккордов к невнятной музыке прибавилось неразборчивое бормотание. Мне стало стыдно за своего лучшего друга, и это чувство немного приглушило тот ужас, который я испытал, поняв, что и он теперь считает меня погибшим.

– У вас есть что-нибудь вегетарианское? – услышал я знакомый голос и, обернувшись, увидел кукующего за столом в одиночестве Эмиля, который скатился-таки в травоядные. Наверное, в этом была большая доля нашей заслуги, мы постоянно дразнили его вегетарианцем, и вот он стал таким, каким мы хотели его видеть. Так же, как и я стал таким, каким все видели меня. Умершим.

– Мы что-нибудь придумаем, – улыбнулся официант с довольным видом человека, который сейчас обдурит простака, всунув ему бургер без мяса по двойной цене.

Я подкрался к Эмилю сзади и шепнул ему на ухо:

– Саялы всем показывала вашу переписку и издевалась над тобой.

Не знаю, зачем я это сделал. Наверное, то, что все считали меня мёртвым, давало мне ощущение вседозволенности. Бедняга Эмиль подпрыгнул на стуле, пытаясь понять, кто это сказал, но я уже успел повернуться к нему спиной и отойти, и он меня не узнал, а не узнав, не мог окликнуть и потребовать объяснений.

Я снова сфокусировался на Джонни и предпринял последние отчаянные попытки привлечь его внимание. Размахивал руками, звал его по имени, даже думал сдёрнуть его со сцены за штанину. Но он пел и пел свою тоскливую песню, а один из официантов оттеснил меня от сцены, снимая Джонни на телефон. Когда мой друг наконец закруглился со своим этим странным выступлением, я подошёл к нему.

– Здравствуй, Джонни.

– М-м. Привет. – Узнавания в его взгляде было не больше, чем заинтересованности во взгляде рыбы.

– Как жизнь?

– Мы знакомы? – со свойственной ему прямотой спросил Джонни.

– Ну хватит! – разозлился я. – Эмиль, Мика, Тарлан, они, допустим, чихать на меня хотели, но ты?! Тоже играешь в их игры? Кончай симулировать амнезию!

– Не вкурил.

– Хватит! Ты же мой лучший друг, – это прозвучало по-детски, но мне было уже всё равно. Я хотел достучаться до него во что бы то ни стало, снять с себя это злое заклятие, которое упорно разлучало меня с теми немногими, кем я дорожил.

– Мой лучший друг сдох. Отстань от меня, стрёмный чувак, – злобно ответил Джонни. Я пошёл на крайние меры:

– Однажды, когда нам было по восемь лет, я сбежал из дома и спрятался у тебя, помнишь? И моя мама пришла к тебе домой, а ты ей сказал, что я решил стать святым отшельником и уплыл на лодке на остров Наргин, чтобы поселиться на маяке. А она тебя за ухо оттаскала, чтобы ты правду сказал.

Несколько мгновений Джонни молчал, глядя на меня с ненавистью и недоверием.

– Это кто угодно мог тебе растрепать.

– Да, бл…, кто?!

Редкие люди за столами стали на меня поглядывать. Одним из них был Эмиль, который начал демонстративно качать головой, чем окончательно вывел меня из себя.

– Что?! Здесь место для любителей тяжёлой музыки, не хочешь слышать крепких слов – вали в детское кафе!

Он нахохлился и принялся внимательно смотреть в свой новый смартфон.

– А помнишь, как мы оба были влюблены в Эльнару Садыхову? Ты же никому об этом не рассказывал! Мы не разговаривали ещё из-за этого целую неделю. А как ходили покупать твою первую гитару? И как основали первую группу и назвали её «Сыновья Зла»?!

– Заткнись! – оборвал меня Джонни, а потом подошёл поближе и, угрожающе глядя на меня снизу вверх, тихо добавил: – Я не знаю, кто тебе это всё рассказал и что тебе от меня нужно, но это дурная шутка. Оставь меня в покое.

– Надо же, и ни одного матерного слова.

– Я – официант и не имею права материться на потенциального клиента. Но если ещё раз…

– Так ты, оказывается, всё это время умел говорить по-человечьи?! А я думал, ты и слова-то не все знаешь… Куда ты пошёл?!

Сопровождаемый недоумёнными взглядами коллег и моими гневными окриками, Джонни выскочил на улицу, забежал за угол, в укромное место, и принялся жадно курить – я увидел это, последовав за ним. Я не стал высовываться, и он не заметил меня. Его трясло, он даже не смог с первого раза попасть концом сигареты в огонь зажигалки, и он матерился вполголоса. Мне стало понятно, что придётся нам с ним расстаться. Его лучший друг был мёртв. Хотя, если подумать, он и сам приложил к этому руку.