Маргарита Малинина - Шепоты старой усадьбы

Я вздохнула и отпила горячей воды.

— Аня — моя подруга. И она очень занятой человек. Разумеется, ей есть чем заняться, кроме как ездить по усадьбам ловить призраков. Это совершенно не входит в ее компетенцию. Когда я услышала ее жалобу после звонка с этим странным предложением, я попросила ее сказать своей тете, что она согласна. Она как раз собиралась в отпуск. Так что пока Анька на югах, я здесь, от ее имени. Пару часов предварительно поизучала информацию в интернете о церкви и дворце, и вот я уже спец. Да, мы обманули Галину Викторовну и Анькину тетю. Но я это сделала только ради отца.

— Ну что ж, нужные тебе драгоценности, я полагаю, ты нашла, так что станешь теперь папиной любимицей.

Глаза заслезились от Толиных слов, я не смогла ему ответить, только лишь спрятала лицо в ладони.

— Что? — Смирнов и Ткаченко спросили в унисон.

— Уже не стану, — произнесла тихо. — Папа умер.

— Ну еж твою за ногу! — на непонятном языке выразил свои соболезнования Андрей, а Толик, слава богу, их выразил по-русски.

— Спасибо.

— Так для чего ты тогда затеяла это все, дуреха? — накинулся на меня майор, но как-то по-доброму, не обидно. — Что ты теперь с крестом делать намерена? Сама службы вести будешь? А что, я слышал, начали бабы уже священнослужителями работать. Будешь матушка… Как там тебя?

— Алена.

— Вот, будешь сама в роли матушки Алены службы проводить для продвинутой паствы?

Я отпустила голову, будто стыдясь того, что хотела произнести:

— В могилу к нему закопаю. Я слово дала.

— Мертвому? — приподнял бровь Толик. Вообще вся его мимика говорила о том, что он считал несусветной глупостью делать то, что делала я, имея те мотивы, что имела я. Ну и пускай. Никому не навязываю свое мировоззрение.

— Нет, живому. Я поклялась на смертном одре, что разыщу этот крест. Как ты этого не понимаешь?

— Ну хорошо, а остальные-то драгоценности ты зачем взяла?

— Не было у меня времени выбирать! Я держала вас на мушке!

Толик вздохнул, вспоминая, и мы немного помолчали. Внезапно Смирнов задал свой излюбленный вопрос:

— А лет-то тебе сколько, Аленушка? Видать, не двадцать шесть?

Почесав нос, я нехотя выдала:

— Двадцать. Я еще студентка, учусь в педе, потому что детей люблю… А что?

— А то. На двадцать шесть ты не тянешь, я тебе уже говорил. Ни внешне, ни внутренне.

— Не велика разница, — фыркнула я. Впрочем, через шесть лет смогу проверить, сильно ли я изменилась. Особенно после отсидки, сдается мне, переменюсь страшно. Зубов стопроцентно лишусь: в тюрьмах, говорят, вода плохая.

— Значит, все было враньем! — вернул меня в современность Ткаченко, разглядывающий меня с легким презрением. — Ни слова правды!

Я вздохнула.

— Тициана в подлиннике я правда видела. Отца как-то вызвали в богатую семью соборовать умирающую бабушку главы семейства, он взял меня с собой. И мама у меня на самом деле имела свой небольшой бизнес — магазин косметики. Только она уже умерла, еще задолго до отца. Попала в аварию.

— А, ну теперь я спокоен, а то совсем лохом себя считал, ведь ты была так убедительна в роли Анны. — Несмотря на пропитанные ядом слова, взгляд Толика немного помягчел, сдобренный теперь сочувствием из-за моих частых утрат. — А что ты делать-то намерена? Галина Викторовна не из тех, кто просто забудет об этой истории. И не из тех, кто будет врать ментам. Не из плохих чувств к тебе, поверь, тут как раз наоборот, видно, что к тебе она хорошо относится, а просто… — он пожал плечами.

— Просто она такая, — закончился за него я.

— Именно.

— Ладно, — хлопнул себя по коленям Андрей и поднялся. — Бабку вашу беру на себя. Охранника тоже. Но только часов через пять. А сейчас идем спатеньки.

Мы с Толей устроились на печке, как самые малогабаритные и мерзнущие. Я, правда, звала к нам Смирнова, так как места наверху оказалось предостаточно, но он вместо этого с комфортом устроился на диване в комнате, которая была смежной с кухней и даже не имела двери, так что все равно можно сказать, что мы все трое были в одном помещении.

Толик не то все еще дулся на меня за обман, не то разозлился из-за того, что я хотела ночевать рядом с майором, короче, сразу отвернулся лицом к стене и на мое «спокойной ночи» никак не среагировал. Смирнов вскоре захрапел — слышимость в свете отсутствия двери была катастрофическая, — а я никак не могла уснуть и все время ворочалась. Про Толю не могу сказать наверняка: он и не шевелился, и не сопел. Любуясь его затылком, я подумала, что, сколько мы над ним ни смеялись, а он-то единственный среди «„А“ в кубе» был прав. Призрак реально существует и стонет ночами во дворце! Я видела тень, просочившуюся сквозь дверь. И это был не Пунцов. И не любой другой живой человек, потому что никакой ниши, достаточной для того, чтобы спрятаться, в помещении не было. Да и дверь бы скрипнула, открываясь.

Привычная картина мира рухнула. Дух Мамонова — или Голицына? — указал мне на спрятанные сокровища. Подумать только! Сказал бы кто мне об этом две недели назад — ни за что бы не поверила…

Я повернулась на другой бок и уставилась на проступающие в сером сумраке, разреженном слабым утренним светом, очертания обеденного стола. Не только мысли о сверхъестественном не давали мне спать. Было что-то иное, сидящее очень глубоко и колющее тонкой иголкой мой уставший мозг.

Смирнов затих, но через минуту захрапел снова, а я легла теперь на спину и пыталась различить в полумраке потолок. Разобравшись-таки, какая именно мысль меня тревожит, и поняв, что, не решив некую проблему, я не усну, я осторожно поднялась и спустилась с печки.

Храп моментально прекратился (а не был ли он фарсом?), грозный голос из-за стенки поинтересовался:

— Куда это ты намылилась?

Я замерла. Затем ответила:

— В дамскую комнату.

Он задорно хмыкнул: назвать так ветхое строение на задворках участка могла только истинная аристократка. Или дочка священника, вероятно, подумал он.

Я нащупала свой рюкзак, который оставляла прислоненным к печке. В кухне было окно, но маленькое, а на улице очень пасмурно, именно поэтому в помещении было темно. Впрочем, мои глаза уже привыкли, и я могла различать предметы. Итак, что мне нужно сделать, чтобы не вызвать подозрений? Я думаю, Смирнов слышал, как я расстегнула рюкзак, но пусть думает, что я бумажные салфетки ищу или еще что-нибудь, относящееся к заявленной миссии. У меня с собой был пакет, но шуршать им я не могла, это вызвало бы вопросы. Тогда я взяла со стола полотенце, опустила его в рюкзак и уже там, внутри, завернула в него все драгоценности, которые смогла нащупать. Искать серебряный крест в полумраке при отсутствии нужного количества времени — занятие неблагодарное. Быстрее упаковать сразу все. С полотенцем и телефоном я вышла из избы.