Маргарита Малинина - Шепоты старой усадьбы

С замиранием сердца я подняла соседское ведро и обрадовалась, узрев сложенное полотенце. На кухне я нашла старую авоську, благо что не порванную, вот туда-то и сложила свое богатство, больше все равно было некуда.

Когда мы покинули участок и двинулись вдоль реки, я полюбопытствовала:

— Как ты собираешься решать вопрос с Сударышевой и Борисом-охранником?

— Припугну. Наверняка в жизни каждого из них был период, когда не платили налоги.

— Только не говори, что ты из налоговой полиции.

— Нет, но есть знакомые. Если и это не поможет, перейду к увечьям. — Проследив за моей мимикой, прыснул. — Как ты могла провернуть такую сложную операцию, я не пойму? Ты очень доверчива, как ребенок. Алена, запомни. С людьми нужно договариваться. Мирно. Вот это я и попробую сделать.

— А если они уже вызвали полицию, пока нас не было?

— Исключено. Перед тем как за тобой броситься, я им корочку показал и сообщил, что идет важная операция по поимке особо опасного преступника и, если они что-то сделают, не получив моего разрешения, отправятся по статье «Воспрепятствование производству предварительного расследования».

— Угу, ты можешь быть убедительным. Держу пари они даже позу не поменяли с тех пор, как ты их покинул. — Я принципиально не упоминала Толика. Это было больно. Он знал, как мне дороги драгоценности, вернее, конкретная их часть. Он поступил так нарочно. — Почему мы сворачиваем в лес?

— Здесь можно срезать путь и выйти в Дубровицы. Можно, конечно, дойти до Лемешова и сесть в автобус или вызвать такси, но, думаю, ты в таком виде не захочешь это делать.

— Да, скорей бы во дворец. У меня там сменная одежда. — Мы немного помолчали. — Думаешь, Пунцов ушел?

Он легкомысленно пожал плечами.

— Главное теперь помочь тебе выбраться из этой истории с наименьшими потерями. Когда наши друзья по несчастью выучат свои будущие показания и мы наконец заявим, его объявят в розыск, и это будет уже не наша забота.

— То есть ты для них даже показания напишешь?

— Разумеется, нет. Такие вещи строго на словах. Если менты найдут клочки бумаги, где были написаны показания, вопросов будет уйма…

Я улыбнулась, а через два шага подняла лицо от тропинки под нашими ногами и завизжала.

Человек висел на дереве и немного раскачивался: дул сильный ветер. Я даже не сразу признала в нем Пунцова. От шока, наверно. А может, от того, как сильно изменилось его лицо. Зрелище висельника было настолько неприятным, что я уткнулась в грудь Смирнову.

Он гладил меня по спине и приговаривал:

— Все хорошо… Теперь все будет хорошо…

Общение с представителями правоохранительных органов прошло тяжело. Рыбников был, мягко скажем, недоволен, что его не вызвали сразу, как только поймали Пунцова в качестве призрака. Конечно, его ведь теперь допросить нельзя. Еще он был в бешенстве, выяснив, что мое настоящее имя не Анна Звонарева, а Алена Расстрельная. Майор, выступая моим защитником, сыпал какими-то кличками, доказывающими, что якобы мой бывший бойфренд меня бы из-под земли достал, не то что из Дубровиц, и насильно вернул бы «в семью», поэтому мне пришлось путешествовать под именем подруги. В ответ на названные клички Иван Федорович сочувственно покивал и сам предложил оставить мою подругу в качестве первой свидетельницы, а в этот раз и вовсе обойтись без меня. Выходило, что Смирнов нашел труп Пунцова самостоятельно. Откуда такая доброта, я понять не могла, но облегченно выдохнула. Наверно, быть девушкой одного из названных бандитов и быть родственницей другого — само по себе непосильная ноша, ради чего мне могли простить даже и не такое.

Через пару дней Рыбников подобрел еще больше. Пришли результаты экспертизы, доказывающие, что именно Пунцов убил Витю.

Что меня насторожило, Смирнова Рыбников называл бывшим коллегой. Когда Сударышева заикнулась, что Смирнов показывал удостоверение и говорил, что операция в разгаре, сам Андрей отнекивался, мол, попутала бабка старая, пенсию не зря дают. Но я вначале не придала этому значения.

По настоятельной просьбе того же Андрея я помалкивала об анониме, шантажировавшем Пунцова. Вышло, что профессор позарился на драгоценности, которые, по легенде, были спрятаны в тайной нише в стене. Стенку-то он сломал, только не нашел ничего. Рыбников в этот момент истории над покойным не по-христиански смеялся и обзывал наивным дурачком. Зря, нельзя глумиться над умершими. История у нас выходила не очень ладная, да и Толю не смогли найти ни по адресу прописки, ни по оставленным телефонам, но вскоре все утихло. По слухам, переданным через ту же Аньку и ее тетку, в здании дворца начался настоящий ремонт — восстанавливали стену между Гербовым залом и архивом. Я старательно опускала глазки, когда это слышала, чувствуя свою вину. Но что сделано, то сделано.

Сами украшения я решилась рассмотреть, только когда следствие было позади. До этого я держала их в банковской ячейке, опасаясь, что и ко мне нагрянут с обыском. То, что при обыске и ячейку изымают, почему-то в мою голову в тот момент не приходило. Стресс меня извиняет.

Количество и качество драгоценностей оставляло желать лучшего. Удивительным казалось, что такой скудный набор вещиц мог будоражить умы и сердца некоторых любопытствующих целую сотню лет. Воистину легенды часто расходятся с действительностью.

Серебряная цепочка с крестиком была очень тонка. Честно говоря, я ее совсем не так себе представляла. Видели, какие у попов в церквях нательные кресты? Их с порога видно. Наверно, в те времена кичиться дорогими изделиями было не принято, по крайней мере у представителей духовенства.

Фотографий прадеда, к сожалению, не осталось никаких. Но я влезла в интернет и поискала изображения священников и служб рубежа девятнадцатого-двадцатого веков. На всех фотографиях батюшки носили солидные кресты, которые удержать могли только широкие цепочки из драгметаллов. Это был второй звоночек.

Ночью я долго не могла уснуть, и неожиданно в моей памяти всплыл разговор Смирнова с братками из джипа. «Ищешь?»

Я резко села и больше уже не уснула.

Ранним утром я отправилась в экспедицию по московским и подмосковным усадьбам. Успела посетить несколько из тех, которыми владел или где подолгу останавливался Сергей Голицын. В Кузьминках мне повезло. Пожилая работница, узнав, что я из «своих» (я сказала, что работала вахтером в Дубровицах, что не было таким уж отходом от истины), доверительно поведала, что какой-то маньяк около месяца назад кощунственно разломал стену во дворце. Но благодаря ему обнаружилась потайная ниша. Никто не знал, что она там есть. На новых чертежах ее не было, а старые кто-то украл из архива. Историки теперь работают на месте, дворец закрыт на ремонт. Однако гуляют сплетни, что на самом дне ниши был обнаружен старинный перстень. Что еще там было до вторжения, никто никогда не узнает.