Татьяна Корсакова - Гремучий ручей [СИ litres]

Ольга молча кивнула.

– Отто возложил все заботы об усадьбе на мои плечи. Война и политика – вот единственное, что его по-настоящему волнует, но основная нагрузка…

– Я понимаю. – Ольга снова кивнула. – Женщины рождены быть более сильными, чем мужчины. Что бы те ни думали на этот счет.

– Так и есть. – Старуха глянула на нее с благодарностью и вдруг спросила: – Что там слышно об этом звере? Обычно, все новости мне рассказывает Отто. Но сегодня он чем-то страшно занят, а в свете скорого визита господина бургомистра мне бы не хотелось, чтобы какое-то… животное омрачило эту встречу.

– Мне кажется, эта ночь прошла тихо, – сказала Ольга, стараясь не вспоминать, как именно прошла эта страшная ночь.

– Отто каждый вечер выходит на охоту. Охота – еще одна его страсть. Наши псы, – старуха снова погладила Фобоса, – натасканы на крупную дичь.

– Все будет хорошо, – сказала Ольга успокаивающе.

– Вы так думаете? – Старуха посмотрела на нее с плохо скрываемой иронией. – С каких пор вы стали оптимисткой, фрау Хельга?

– С тех пор, когда вы дали мне и моей внучке второй шанс, фрау Ирма.

– Вот как… Ну что ж, надеюсь, вы оправдаете оказанное вам доверие. – Старуха встала из-за стола с такой стремительностью, что стул опрокинулся и отлетел далеко от стола. Сила для этого нужна была немалая, отнюдь не та сила, что, казалось, была в этом тщедушном теле. – Какая я неловкая, – сказала фрау Ирма рассеянно и вышла из кухни.

Фобос бросил на Ольгу внимательным взгляд и потрусил следом.

Ольга вышла во двор, замерла на крыльце, вглядываясь в наползающий со стороны парка туман. В этом тумане все теряло очертания: и живое, и неживое. В этом тумане оставалось место одним лишь звукам, приглушенным крикам и собачьему лаю. Она вздрогнула, помешкав мгновение, решительным шагом направилась в ту сторону, откуда доносились звуки – к выезду из усадьбы. Там у раскрытых ворот стояло четверо солдат, двое из них удерживали за ошейники овчарок. Псы вели себя беспокойно, скулили и рвались к лежащему у ворот телу. Сначала из-за тумана Ольге показалось, что это ворох тряпья, но стоило лишь приглядеться, чтобы понять – на земле лежит человек. Кто, не разглядеть, но дышать уже стало тяжело. Она взяла на себя грех. Или ответственность. Или как назвать то страшное милосердие, которое она совершила? А если не получилось, если она опоздала и это… этот человек – Григорий?..

Ольга стояла у распахнутых ворот, не решаясь переступить невидимую черту, приблизиться и посмотреть. А псы рвались с поводков, то рычали, то скулили. И солдаты стояли в растерянности.

– Кто это? – спросила Ольга у ближайшего к ней часового, молодого белобрысого парнишки с посиневшим от холода кончиком носа. – Что случилось?

Он глянул на нее непонимающим взглядом, а потом неуверенно улыбнулся, наверное, помнил, как фон Клейст брал ее с собой на прогулку, или слышал об особом расположении к ней старухи.

– Там… какая-то дьявольщина, – сказал, клацая зубами.

– Дьявольщина? – Ольга сделала шаг вперед, заглянула часовому в глаза, велела: – Рассказывай!

– Местный. Это местный… – Солдатик часто моргал, шмыгал носом и старался не смотреть в сторону тела. Она тоже старалась не смотреть, хотя следовало бы. Нужно себя заставить, вот точно так же, как она заставила говорить этого немецкого мальчишку. – Он вышел из леса. Мы предупредили, что будем стрелять. А он все шел и шел. Я выстрелил. У нас такой приказ, понимаете? – Теперь уже солдатик заглядывал ей в глаза, словно искал оправдание своему поступку.

– Понимаю. – Кончики пальцев онемели, а рана под ключицей задергалась.

– Я выстрелил три раза, а он даже не остановился. Он шел и шел… – Солдатик снова шмыгнул носом. – Потом выстрелил Франц, он вообще никогда не промахивается. А это… отродье продолжало идти вперед! – солдат поежился. – Франц спустил собак, но собаки не стали нападать.

Собаки, натасканные на поимку и уничтожение людей, не стали нападать. Есть от чего потерять самообладание. А Ольге нужно посмотреть самой, потому что этот пересказ событий слишком длинный, слишком путанный. Она не выдержит больше неведения.

– Я сама. – Ольга шагнула к телу, сделала глубокий вдох, посмотрела…

Это был Мотя Заболотный – деревенский дурачок, в равной степени любопытный и безобидный. На фронт его не взяли, немцам он тоже не пригодился, а жизнь свою закончил вот здесь, у ворот Гремучего ручья.

– Видите? – послышалось за ее спиной. – Следы от пуль есть, а крови нет.

Ольга видела. И дыры от пуль, и рваную рану на шее, и прошлогодние листья, налипшие на порванную в нескольких местах штанину.

– Он кинулся на Франца… Всю обойму разрядил. В упор стрелял, – шепотом сказал часовой. – Только тогда получилось убить.

Франц, высокий и тощий, ссутулившись, курил в сторонке, ни на кого не смотрел. В одной руке он сжимал сигарету, а в другой автомат.

– Получилось ли? Остановить – возможно, а вот убить… Но если не довести дело до конца, если оставить все, как есть, неизвестно, какие могут быть последствия. Нет, известно! Это… существо очнется. Ведь не оживет же. Мертвое ожить не может. Оно очнется голодным и яростным и начнет убивать.

Ольга осмотрелась. Франц курил, бездумно вглядываясь в туман. Двое часовых пытались усмирить псов и не смотрели в их сторону. Лучшего времени не будет!

– Ты должен кое-что сделать, – сказала Ольга, глядя солдатику в глаза. – Послушай меня внимательно.

Он слушал, зрачки его делались узкими, губы синели, а рука тянулась к висящему на поясе ножу.

– …А потом забудь. – Ольга тронула его за рукав шинели и отошла к воротам.

Ей оставалось лишь наблюдать, как солдатик подошел к телу и со всей силы вонзил нож в грудь упырю, как дернулось и обмякло теперь уже окончательно мертвое тело. Никто ничего не заметил. Солдатик сунул нож обратно в ножны, вернулся к воротам.

– Не нужно вам сюда, фрау Хельга, – сказал он, встретившись с Ольгой взглядом. – Возвращайтесь в дом.

– Кто это? – Ольга кивнула на тело.

– Партизан. Пытался проникнуть на территорию усадьбы. – Солдатик потер озябшие ладони, заметил на пальцах следы крови, удивленно нахмурился.

– Сегодня вечером приедет господин бургомистр, – сказала Ольга сухо, и солдатик вытянулся в струнку. – Как только в поместье прибудет грузовик из города, велите водителю первым делом разыскать меня.

Она не стала дожидаться ответа, развернулась, пошагала прочь от ворот, возле которых осталась лежать последняя жертва этой страшной ночи. Ей хотелось думать, что последняя.

Таню разбудил толчок в плечо. Вскрикнув, она открыла глаза. Перед кроватью стояла уже полностью одетая Соня.