Меган Миранда - Девушка, которая ушла под лед [litres]

С полным ртом картофельного пюре я спросила, можно ли мне пойти на вечеринку. Я очень надеялась, что они ничего не поймут и скажут «да». В общем, надеялась на нечеткую дикцию. Но план провалился.

Улыбка сошла с маминого лица.

– Мы уже это обсуждали. Кроме того, ты в последний раз превзошла все мыслимые и немыслимые ожидания, так что…

– Можешь пойти, – сказал папа, подцепив кусочек стейка.

Мама уронила вилку.

– Выйдем на кухню! – процедила она сквозь зубы.

Нужды выходить не было – через тонкую дверь все было прекрасно слышно. Да они и не пытались говорить тихо.

– Это опасно. Очень. – Каждое мамино слово звучало как выстрел.

– Джоанна, все плохое, что могло случиться, уже случилось.

– Нет! Она чуть не умерла.

– Мы думали, что умерла, – тихо произнес папа.

Они молчали. Долго. Затем мама сказала:

– Я уже потеряла ее один раз…

– Есть масса других способов потерять ее, и ты прекрасно об этом знаешь. Ей семнадцать. Сколько тебе было, когда ты в последний раз говорила с родителями?

Мама вспоминала о родителях только в связи с какой-нибудь гадостью. От отца она унаследовала слабое зрение, от матери – плохие зубы. Она никогда не говорила, в кого у нее были орехового цвета глаза, ямочка на левой щеке, – а эти особенности внешности перешли и ко мне. Бабушка с дедушкой давно умерли, я их никогда не видела. Поразительно, что отец пустил в ход этот аргумент.

Родители вернулись на кухню, сели за стол.

– Можешь идти, – повторил папа. – Стейк просто великолепен.

Я смотрела на них во все глаза.

– Мама, почему ты перестала разговаривать с родителями?

Мама метнула на отца быстрый взгляд, отбросила салфетку, встала из-за стола, извинилась и ушла на кухню скрести кастрюльки. Папа покачал головой.

– Завести детей много ума не надо, – сказал он.

Мама яростно и шумно набивала посудомойку.

– Ну, все равно они уже умерли, – сказала я.

Отец отложил вилку, промокнул уголки рта салфеткой.

– Они не умерли, Дилани.

– Но она же говорит…

– Она говорит, что они умерли для нее.

Кусочек мяса попал не в то горло, я закашлялась и выплюнула его на салфетку – как будто подавилась услышанным.

Папа поднялся из-за стола, взял тарелку и понес на кухню, но прежде придержал меня за локоть и сказал:

– Не надо. Я уже вижу, как у тебя завертелись шестеренки. Не вмешивайся в это.

В голове царила неразбериха. Видимо, мозг искал место, чтобы принять этих новых людей. Бабушку и дедушку, которых я никогда не видела. Из чисто гипотетических персонажей, оболочек, они превратились в неясные, но вполне осязаемые образы. Вот они были мертвы – и вот уже живы. Почти как я.

Следующие несколько дней прошли спокойно, без неожиданностей. Я готовилась к экзаменам, приходил Деккер, руки не тряслись, ночные прогулки по улицам не приключались. Возможно, я шла на поправку. Возможно, мне просто требовалось время. Возможно, мне всего-то надо было с головой уйти в свою прежнюю жизнь и перестать думать о смерти. И о воскресших родственниках.

Поэтому, когда во вторник после очередного экзамена пришел Деккер, я была настроена решительно.

– Я придумала для нас проект.

Деккер посмотрел в окно: на улице валил густой снег.

– Что-то вроде того, когда мы, как эскимосы какие-то, классифицировали разные виды снега?

– Совсем нет. И при чем тут эскимосы? Это была моя идея. Я ее не слямзила – никто раньше такого не делал.

Тогда Деккер развернулся к книжным полкам.

– О, значит, как тогда, когда мы расставляли по алфавиту книжки, а потом перебрались к продуктам?

– Это ты сам придумал про еду.

– Ну, просто иначе я бы сдох от скуки.

– Ладно. В общем, я решила, что нам надо прочитать весь список обязательных книг на год уже сейчас.

Деккер закатил глаза.

– Стремная идея.

– Гениальная идея! Тогда на весенних каникулах у нас будет масса времени.

– Ты забыла важный пункт. Я не читаю книги из обязательного списка.

Когда нам было по десять лет, мы фотографировали все сугробы подряд, распечатывали и вклеивали в альбом. Под каждой фоткой Деккер делал описание. А я собирала в стеклянные банки образцы снега и прятала их в холодильник. На следующий день все содержимое банок выглядело абсолютно одинаково. Когда нам было по тринадцать, мы решили составить перепись родительских шкафов. Я вела запись по названию производителя: Campbell, Kellog, Kraft . А Деккер классифицировал по типу содержимого: суп с лапшой куриный; суп с овощами; суп гороховый.

Он согласится. Я точно знала, что Деккер согласится. Главное было – предложить ему выгодный обмен.

– А я буду целый месяц делать за тебя домашку.

Он вскинул брови и улыбнулся.

– Заметано!

– Дешево же ты продался, – заметила я, роясь на книжной полке.

– Один-ноль в мою пользу. Я бы все равно согласился.

Я вручила Деккеру «Отверженных» Виктора Гюго. Глаза у него полезли на лоб.

– Один-один. Ты шутишь?

Я устроилась на кровати, облокотившись на подушку. Над головой неспешно крутились планеты.

– Не затягивай.

Деккер веером пролистал книгу.

– Да тут тысяча двести страниц.

– Я и говорю: не затягивай.

Деккер водрузил ноги на кровать, упершись мне в бок. Я положила руку ему на щиколотки. И он начал читать.

Время от времени он шевелил ногами, перебрасывал их одна на другую. Вдруг сказал:

– Так что Карсон?

Я не сразу поняла, что это не из книги.

– А?

– Я не верю, что он тебе нравится. Карсон.

Я села на кровати, подтянув к себе колени, и уставилась на ногти на руках.

– Я этого никогда не говорила.

Деккер спустил ноги на пол.

– Тогда какого черта ты с ним делала у меня на диване?

Я внимательно, очень внимательно изучала ногти на руках. Мы с Деккером оба отлично умели уходить от неловких разговоров. Меня взбесило, что он вспомнил об этой ситуации спустя столько недель, – да целая жизнь с тех пор прошла. Нет, мне не нравился Карсон. Ну, по крайней мере, не нравился в том смысле, в каком думал Деккер. Но никто раньше не смотрел на меня так, как он. Никто до него не заставлял меня чувствовать, что я желанна, что меня можно добиваться. Поэтому, когда он улыбнулся мне, склонил голову набок, обнял меня чуть пониже талии и притянул к себе, я не стала сопротивляться.

Деккер был моим лучшим другом. И он был парнем. И не все я могла ему объяснить. Поэтому и сказала:

– Ты все равно не поймешь.

Он со всей силы плюхнул «Отверженных» на стол разворотом вниз – испортил переплет.

– Да все я прекрасно понимаю! – ответил Деккер, поднялся, потянулся – руки над головой – и развернулся к выходу.

– Ты отвезешь меня завтра?

– Куда?

– На вечеринку.

– Ты идешь на вечеринку? Это потому, что Карсон тебя пригласил?