Меган Миранда - Девушка, которая ушла под лед [litres]

Медленно, очень медленно мы отходили от озера. Оба тряслись. Я от холода. Деккер от страха – скорее всего. Добравшись до деревьев, мы услышали, как сверху кто-то откашлялся.

– Ребятки, вы что, запретительного знака не видели?

Это спрашивал полицейский, поджидавший нас. Руки в боки. Мы направились к нему. Но он ждал не один. За пригорком стояла пожарная машина, за ней полицейская и еще скорая. Похоже, в службе спасения решили предусмотреть все сразу, потому что я в звонке не сказала, что именно случилось.

– Помощь не мне, – ответила я, показывая пальцем вдоль линии разлома льда, которая заканчивалась зияющей черной полыньей посреди озера. – Мой друг провалился. – Я икнула и подавила в себе волну ужаса от произнесенных слов.

Полицейский перевел взгляд на Деккера:

– Он вроде в порядке.

Я медленно покачала головой и прошептала:

– Не он…

У офицера расширились глаза. Он развернулся и криком передал мои слова пожарным и медикам. Те сорвались с мест. Они побежали к озеру с тросами, шестами, ручными рациями. Побежали со спасательным кругом, одеялами, оборудованием. Деккер взял мои руки в свои и согревал дыханием мои посиневшие пальцы. И пальцы понемногу перестали трястись.

Больше ничего нельзя было сделать. Трой умер.

На обочине сразу за скорой остановилась машина. Водитель вышел посмотреть, что случилось, уставился на нас с Деккером. Еще чуть-чуть – и начнут собираться зеваки. Поэтому мы с Деккером пошли к нему домой. Если родители увидят меня в таком состоянии, они сойдут с ума.

Когда мы проскользнули в дом через заднюю дверь, у меня снова руки ходили ходуном. Но на этот раз от холода, от ледяного ветра, проморозившего меня сквозь мокрую одежду. Зубы так стучали, что я не могла говорить. Я пыталась объяснить Деккеру, что мне нужен горячий душ, а слова не складывались. Но это не имело значения: он отвел меня в ванную, включил горячую воду, стащил задубевшую верхнюю одежду.

Деккер вышел, только когда ванную заполнил горячий пар, но по щели под дверью было видно, что он ждет меня снаружи, расхаживает туда-сюда. Я стояла под горячими струями, пока синие пальцы не порозовели, пока не ощутила, что кровь вновь побежала по жилам. Казалось, что костям еще холодно, и я изо всех сил гнала от себя это ощущение. По-настоящему такого быть не может, убеждала я себя. Это просто нехватка тепла. Отсутствие тепла. Темнота – лишь отсутствие света. Смерть – лишь отсутствие жизни. А может, ад – лишь отсутствие чего-то еще. Пустота, которую требуется заполнить.

Я вышла из душа, завернулась в тонкое бежевое полотенце. Деккер, наверное, приоткрывал дверь, пока я грелась под душем, потому что у двери лежали вещи. Я надела его огромную пижамную кофту, слишком длинные штаны, серые шерстяные носки и мысленно поблагодарила Деккера за любовь к мешковатой одежде.

Прошла по коридору до открытой двери в его комнату. Он сидел на кровати, уставившись на пустую стену над столом. Я села рядом, тогда он встал и отошел к окну. Вытянул шею, вглядываясь в улицу, в озеро. Но мы оба прекрасно знали, что отсюда ничего не рассмотреть – слишком далеко.

– Что ты там делала? – спросил он, не поворачиваясь.

Я во все глаза смотрела на Деккера. Хотела было замять этот вопрос, соврать, сказав «не знаю». Но Деккер не заслуживал лжи. Поэтому я сказала ему правду, по крайней мере, ее часть.

– Он пытался спасти меня. Вернее, думал так.

Деккер вскинул в воздух руки.

– Серьезно? И это твой ответ? – Он постучал указательным пальцем по стеклу. – Они придут к нам. И спросят, что мы там делали. Лучше бы тебе придумать другую версию.

– Деккер…

От отмахнулся от меня.

– Слушай, я рад, что ты в порядке. Нет, не просто рад. Но я больше не в состоянии слушать твое вранье.

А поверит ли он мне? Поверит, в кого я превратилась и продолжаю превращаться? Поймет ли, что было в моих силах, а что нет? И вдруг осознала, что мои страхи – пустое. Деккер не раз верил в самое невероятное: что я жива, когда я умерла, что в августе может пойти снег, что любить меня – достаточно.

– Я не стану тебе врать, – пообещала я и ему, и себе.

– Зачем ты обещаешь это сейчас? Так еще хуже.

Он прав. Я не сказала ему, что люблю. А сейчас, наверное, стало поздно.

– Он был болен, – прошептала я.

– Я догадался.

– Нет, физически болен. Он бы скоро умер. Мы оба знали это. И он решил… решил, что я тоже должна умереть. Что так он окажет мне услугу. Что ты помешал мне погибнуть, а я теперь несчастна.

Деккер несколько раз закрыл и открыл глаза. Он был поражен.

– Ты правда несчастна?

Я встала, подошла к окну. Мы вместе смотрели вдаль, пытаясь увидеть то, что увидеть нельзя. Троя в центре озера, зияющую трещину. Карсона, умирающего на обочине. Деккера, целующего меня у дерева.

Как нам с Деккером вернуть нас? Как забыть о Трое, о Карсоне, о Таре? Как мне отмотать время назад и забрать все произнесенные слова? Как сказать все то, что я не сумела, но должна была? Осталось ли нам что спасать? Будет ли смысл это спасать?

Я прислонилась лбом к стеклу. От теплого дыхания образовалось запотевшее пятно, и ничего не было видно.

– Деккер…

Я выпрямилась и посмотрела на Деккера, потому что наконец поняла: сейчас важен только он.

– Деккер, – позвала я снова. Он оторвался от окна и смотрел мне в глаза.

– Если бы тебе оставалось жить один-единственный день, что бы ты сделал?

Не отрывая от меня взгляда, он прислонился к стене.

– Бессмысленный вопрос…

Но я повторила – медленнее, увереннее:

– Если бы тебе оставалось жить один-единственный день, что бы ты сделал?

Деккер склонил голову набок:

– К чему эти предположения? К чему эти игры?

Но это не была игра. И даже не вопрос. Деккер не знал, какой день станет для него последним. Карсон не знал. Трой не знал. И я – я тоже не знала. Этот день может случиться сегодня. Поэтому я попросила:

– Просто сделай.

И он не стал мешкать. Притянул меня к себе за пижаму – его же пижаму – и поцеловал. Безупречное решение, потому что я бы сделала ровно то же самое. Сейчас он целовал меня совсем не так, как тогда у дерева ночью, – тогда это был вопрос. Теперь это был ответ.

А поцеловав, Деккер не выпустил меня. Все вокруг было таким ярким и ясным, что я забыла о темноте, о холоде, о пустоте. Я видела только лицо Деккера и ослепительные рассветные лучи. Я чувствовала только тепло, исходящее от него и от меня.

Это был не ад – это была его полная противоположность.

Как же забавно все может измениться за одно мгновение. Смерть стать жизнью. Пустота – заполненностью. Темнота – светом.

А может, я не так смотрела? И не знала, что свет можно чувствовать, что звуки имеют цвет, что поцелуй бывает ответом на вопрос. Что небеса могут быть океаном, или человеком, или мгновением, или еще чем-то совсем неожиданным.