Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

– Якорь готовь! – ревет он, оглядывая линию берега в поисках подходящей для остановки, для высадки пассажиров бухты.

Мимнир провожает взглядом выходящий из бухты кнорр, оставивший на берегу только их шестерых да узлы с их пожитками. Оставить им воды и пищи она не потребовала, а Бьярни ни словом о том не обмолвился.

«Скверно с его стороны», – думает Мимнир.

Кнорр, удаляясь, становится меньше и меньше, и когда, по ее рассуждению, в сердцах мореплавателей забрезжил первый проблеск надежды, Мимнир воздевает руки к небу, заводит песнь.

Странно бесшумная, волна ничуть не тревожит окрестных вод, словно не имеет с морем ничего общего. Бегущая сама по себе, она настигает, переворачивает, в щепки разносит суденышко, отправляя Бьярни со всей его командой на дно морское, следом за черным вороном.

Удовлетворенная, Мимнир кивает. Вдали от железного оружия, от этого клятого сковывающего металла силы ее растут на глазах, стремительным током переполняют все тело. Наконец море успокаивается, и от ладьи, ведомой этими, наделенными душой, остаются одни лишь воспоминания. Повернувшись спиною к воде, Мимнир пронзает своих защитников строгим взглядом.

Один из них, Харкон, почтительно кланяется. Голос его холоден и мелодичен:

– Прости нас, Владычица. Угроз со стороны людей мы не ждали.

– В самом деле, не ждали. Слишком уж были поглощены жалостью к самим себе. Слишком уж озабочены тем, что сожжено и навеки утрачено. Между тем все вы сами решили сопутствовать мне, а раз так, глядите вперед. Глядите вперед, не то – да помогут мне боги – не увидите более ничего.

– Слушаемся, владычица, – откликается Эйдр.

На сей раз кланяются все – даже Снорри, хотя его поклон лишен грации, присущей дивным созданиям, а все движения комически неуклюжи.

– А твой брат, владычица? – хмуря брови, спрашивает Вальдир. – Как он нас отыскал?

– Может быть, Один ему… – предполагает Пер, но умолкает на полуслове, оборванный Мимнир.

– Один мертв.

Оглядевшись, она устремляется к тропке, ведущей наверх, а на ходу, под скрежет прибрежной гальки, негромко бормочет:

– А вот я помирать не намерена. Я не сложу рук, не смирюсь с участью, которой не выбирала.

Да, должно быть, брат-близнец, бросив пост, отправился за ней и сумел ее выследить. А если так, то и другие могут… Впрочем, нет. Их связь с братом может – вернее сказать, мог – чувствовать только один из богов, а теперь этот одноглазый ублюдок мертвее мертвого. Нет, братец пустился за ней потому, что подвержен припадкам бешенства. Разъяренный, он без оглядки ринулся в бой и пал жертвой собственной ярости и безрассудства просто затем, чтоб его смерть навеки стала для сестры тяжким ярмом, навеки камнем повисла на ее шее.

Достигнув вершины утеса, путники видят перед собой обширное ровное плато. Вдали, на горизонте темнеет щетина огромного густого леса, неподалеку, среди бескрайних лугов, в их сторону мчатся к морю, с грохотом рушатся вниз со скалы воды могучей реки. Лозы вдоль берегов унизаны тяжкими, пухлыми гроздьями темно-пурпурного дикого винограда.

Оглядевшись по сторонам, Мимнир кивает.

– Ну что ж, на время сойдет. Выбирать не из чего.

И тут на плато, шумно пыхтя, наконец-то взбирается всеми забытый Снорри. Мимнир с улыбкой устремляет зловещий, загадочный взгляд на него, манит Снорри к себе. Воодушевленный сим жестом, он повинуется.

Мимнир кладет руку ему на плечо. Просияв от счастья, Снорри расправляет плечи и словно бы даже прибавляет в росте. Свободной рукой Мимнир отстегивает от накидки левую брошь в виде ларчика и отпирает хитроумную защелку, удерживающую крышку. Выпущенный, ларчик на миг повисает в воздухе и неторопливо опускается донцем на землю, в гущу зеленой травы. Мимнир, сжав руку, чувствует, как тонки, как хрупки косточки Снорри.

– Ты оставался мне верен, висла. Прими же за то благодарность.

– Владычица…

Подняв голову, Снорри смотрит ей прямо в глаза и не замечает, что ноготь ее указательного пальца прибавил в длине, побелел, сделался тверже кремня, острее ненависти. Не замечает… и почти не чувствует, как ноготь рассекает его горло. Струя крови переполняет крохотный ларчик у их ног.

Мимнир не позволяет телу упасть, пока кровь не вытечет до последней капли, а затем, чуть помедлив, склоняется вперед и что-то шепчет ларчику, хранящему в себе королевство. Ларчик встряхивается, точно пробудившийся от дремы котенок, скачет вверх-вниз, поднатуживается…

Едва из его глубин выскакивает первый предмет – фонтан, все остальное идет как по маслу. Вскоре вокруг появляются уютные дома, колодцы, еще фонтаны, и городские площади, и деревья, гнущиеся под тяжестью невиданных в этих землях плодов, и табуны лошадей, и стада коз, и длинношерстые быки, и хлева, и амбары, и кузница, и скамьи, и булыжные мостовые, и палисадники, и, напоследок, сверкающий в лучах солнца дворец. Земля под ногами дрожит, рокочет, исторгая из недр огромные скалы. Горный хребет возносит все выстроенное кверху, так высоко, что крыши домов того и гляди пронзят небесную синеву. Каменные лозы, стремительно вырастающие из земли, оплетают здания, намертво связывая их с гребнями гор. Вдобавок дома пускают в землю гранитные корни, а башни со шпилями подпирают мраморные контрфорсы, в мгновение ока выросшие прямо из крутых склонов. Мимнир, скрестив руки, оглядывает свое творение, свистит, и горный хребет вместе с венчающим его городом отделяется от континента, отодвигается в море на целую лигу. Не успевает клубящаяся в воздухе пыль осесть, как берега пролива соединяет алебастрово-белый мост. Преломленные хрустальными шарами, украшающими перила, солнечные лучи озаряют его всеми цветами радуги.

– Не то чтоб Биврёст, но сойдет, – заключает Мимнир, подбирая ларчик.

Напрочь выбившийся из сил, крохотный ящичек с трудом переводит дух.

– Еще одно. Последнее, – ободряет его Мимнир.

Ларчик тяжко вздыхает. Мимнир переворачивает его кверху дном, и на ее безупречно гладкую, без единой морщинки ладонь сыплются семена – серебряные, золотые, числом около сотни, величиною не больше маковых зернышек. Легонько подув на них, Мимнир широким взмахом руки разбрасывает семена пред собой.

Пав наземь, семена превращаются в горожан. Миг – и Мимнир обступает толпа парней и девиц, эльфов и фей. Каждый сияет холодной, неземной красотой, каждый кланяется Мимнир в пояс.

Мимнир вновь удовлетворенно кивает.

– Дом, – с царственной, властной улыбкой говорит она. – Пока что наш дом здесь, а там посмотрим.

Было это почти что в начале всего сущего, только, правду сказать, не в самом начале. Жизнь была хороша, земля жирна и обильна сочной травой. Стада людей не брала никакая хворь, ибо никаких хворей в мире пока еще не появилось. Никто в те времена друг с другом не враждовал, никто никаких зол и обид другим не чинил.