Антон Бильжо - Где сходятся ветки [litres]

Впереди ждал ворох забот. За жилплощадь в Бутове надо было платить – на квартиру Тоненьки покупателей пока не находилось. Томск по-прежнему казался дном. В то же время все, связанное с институтом и большими надеждами, отзывалось тупой болью.

Я зарегистрировалась на хедхантере, стала искать среди знакомых с детства профессий и наткнулась на компанию по производству курятины. Встретили меня там с распростертыми объятиями, все-таки дипломированный специалист.

Первые полгода походила за птицей. Знакомые запахи, кормежка по часам. Я все еще была на терапии.

Потом уже перевелась бренд-менеджером несколькими этажами выше. Там не было мясников в запачканных кровью халатах, как я любила. Мирно клацали клавиатуры. Приходя домой, смотрела сериалы и гуляла, как с Гаркуновым, только без него. Представляла, что страдания прессуются в полезные ископаемые. За пару лет меня полностью отпустило. Еще пять – минули, как один день.

Раньше, глядя на спешивших по домам упаковщиц, сортировщиц, навесчиц, укладчиц, маркировщиц в меховых шапках, болотных кочках, дутых куртках и высоких сапогах, я содрогалась от ужаса. Бегут зомби по московской разбавленной тьме мужу грудок нажарить. А теперь во всем этом виделось что-то уверенное. Жалко становилось, наоборот, коллег бренд-менеджеров с масенькими татуировками птичек на закрытых местах. Или была у нас одна – с изумрудными волосами и реально в розовых очках.

К метро я ходила обычно вместе со всеми через облезлый лесок. Иду как-то раньше обычного и вижу беременную девушку с окровавленными бинтами на запястьях. Милое рыжее русское лицо с мягкими чертами и ленивыми глазами чуть навыкате. Девушка сидела на корточках и горько плакала.

Пока ждали неотложку, выяснилось, что ее выгнал жених, теперь ей негде жить. Это была вопиющая несправедливость. «Наркоманка она. Уже третий раз приезжаем», – сказал пропитой седой врач, когда сделал перевязку и раздраженно захлопнул дверь.

Как только «Скорая» уехала, девушка попросила ее проводить. Умоляла подняться, поговорить с мужем. Рука в чистом манжете бинта манила в черноту подъезда. В тот момент мне стало страшно. Ведь есть на свете абсолютное зло. Каждый день ходишь по краю. Особенно если совсем один.

В ответ на запрос из космоса прямиком в наш отдел спустили Гришу, мы учились на одном курсе, я его с трудом вспомнила, он всегда сидел на первой парте. Нам было по тридцать. При первом взгляде на него становилось спокойно. Хороший парень, домашний. Все у него ладилось. По вечерам Гриша ждал с цветами в большом плюшевом кулачке – перевести через страшный лес. Говорил без умолку. Познакомил с матерью. Сказал, что хочет не меньше троих детей. «Маш, ты вообще, знаешь, какая ты умная и красивая. Ты чего себя не ценишь?»

Самое удивительное, что Гриша был постоянно на позитиве. Доволен всем, и в плане секса тоже. Как будто не копилось у него тяжести, без которой я людей не представляла. Вначале мы встречались раз в неделю по выходным. Ходили в кино, в зоопарк. Потом стали прогуливаться по леску после работы. Съездили в Турцию и Египет. Поднялись на Синай. Через три года Гриша сделал мне предложение, и я согласилась.

К тому времени работала уже в банке. Отдыхала душой, обращаясь с цифрами. Самое интересное, что окружающие вдруг начали меня ценить: выписывать премии, хвалить на корпоративах. Повесили мое фото в рамочку лучшего сотрудника. Представили сухому и высокому австрийцу, как с картинки, из самого высшего руководства – он был загорелый и седой, волосок к волоску. Мне запомнился габардин его макинтоша, серо-голубой, с неземным отливом. Пообещал, что будет ждать в Вене, в головном офисе. Понятно, шутка, но все же.

Маму я простила. Надеюсь, и она меня тоже.

На работе сложилась компания: активная Галя, которая вечно чего-то изучала – то Таро, то искусство минета. Мы слушали рассказы про ее мужа, пропадавшего в командировках, и не желавшего разводиться любовника. Матерщинница Света любила карабкаться в горы со своим молодым человеком и была обо всем циничного мнения. Я обожала ее чувство юмора и самодостаточность. Восторженная Даша писала стихи и ждала принца, который должен был быть обязательно военным. Я жалела и защищала ее, но она плохо справлялась с работой. Для антуража на заднем плане маячило несколько молодых, симпатичных мужчин. Когда мы собирались вместе, нам становилось хорошо. И само собой получилось, что я в этой компании стала чуть ли не лидером. Никогда лидером не была, а тут стала.

Гриша успел побывать коммерческим директором в куриной компании, откуда я уволилась, но ему не понравилось, слишком нервная работа, и он вернулся в Ветеринарную академию, стал преподавателем, начальником курса. Квартиру в Томске я давно продала. Мы копили на трешку в Теплом Стане и должны были за пару лет расплатиться за нее без всякой ипотеки.

Год назад в начале зимы в том самом баре, куда мы часто заходили с Галей, я снова встретила Гаркунова. Пятница удалась, мы уже приняли и хотели продолжить. У Гали вернулся муж, пропал любовник или наоборот. Надо было обсудить.

Плешивый маленький человечек с большим носом, поджав ноги, сидел на высоком табурете и смотрел на меня через плечо немигающим птичьим взглядом. На нем был вельветовый пиджак из Мюнхена, шея обмотана шарфом, рядом лежала шляпа. Я шепнула Гале, что встретила старого знакомого. Она, значительно кивнув, исчезла с горизонта.

Гаркунов был подшофе. Настроен расхлябанно и никакого раскаяния не испытывал. Нагло полез обниматься.

Я заказала красного, осталась посмотреть, что будет. Не спрашивая, надо ли мне, Гаркунов начал изливать душу. После жены и меня через него прошли еще много «замечательных представительниц прекрасного пола». Чтобы не расставаться с ними, он подсовывал копии. Усилия заниматься чистой наукой ничем не увенчались, не хватило «душевных сил». Предполагалось, что я начну его жалеть, гладить по головке.

«Откровенно говоря, – сладко причмокивал этот сильно потрепанный жизнью неудачник с замашками мизогинного феодала, – мне даже понравилось шкурку сбрасывать. Я ради этого потом и начинал отношения, представляешь?» Он шумно выдыхал, болтал головой и смеялся самому себе, как в колодец. Потом опрокидывал «Бехеровку» и бил стопкой по стойке.

«Я сам уже испытуемый, Маша. Меня надо исследовать! Только кому я нахер сдался? Обо мне не знает никто, кроме тебя». И Гавриил снова, нахохлившись, глядел через плечо круглым глазком с вопросительной усмешкой. «Может, ты меня исследуешь, Маш?»

В ответ я ему сказала то, что давно хотела сказать. Во-первых, у меня есть муж, которого я люблю, и работа, где меня ценят. Во-вторых, «Тихомировка» сработала, во многом благодаря моим временным и интеллектуальным вложениям. Я достаточно много сделала, чтобы рассчитывать на проценты, например половину. «А насчет тебя, – продолжала я, не обращая внимания на его пренебрежительную икоту. – Не волнуйся, ничего особенного ты не представляешь, самая заурядная биография».