Антон Бильжо - Где сходятся ветки [litres]

Я тоже не робот и часто не могу отделить одно от другого, первое от второго, да и любопытство подмывало. Глядя на тело репринта, вспоминала, как оно поблескивало на печатном станке. Ведь это было совсем недавно! Все идеально срослось, ни шва, ни подтека.

В постели второй Михаил Тихонович оказался совсем ребенком. На все просил разрешения. То есть Настя мужа не развивала. Пришлось показать пару трюков, которым меня научил мой первый мужчина. Гаркунов-второй вначале испугался, потом ходил как собачка, ерошил волосы, говорил, что все теперь в его жизни изменится.

Не скрою – у меня были мысли сделать его своим мужем. Но ученый во мне победил женщину. Наступил день, когда я рассказала придуманную заранее сказку про брата-близнеца. Учитывая уровень развития репринта, решила – чем будет проще, тем лучше.

Мне хотелось, чтобы Миша-второй сам принял решение разобраться со своим прошлым. Мы поехали к лаборатории только после того, как он сказал, что ему это надо. Фрагмент карты с геолокацией был сфотографирован с телефона Гаркунова во время одного из его последних визитов: утомившийся мыслитель вызвал такси и пошел пописать. Раньше всегда прихватывал мобильный с собой, а тут постарел, расслабился.

В тот момент, когда Гаркунов-второй приложил ладонь к считывающему устройству и ворота поползли в стороны, во мне что-то радостно сжалось. Вряд ли это был оргазм, скорее выброс отложенных эндорфинов.

Вот, значит, то место, которому Михаил Тихонович уделял столько времени и сил, куда уходил, когда замыкался. Его тайная крепость, прелесть и отрада.

Тропинка вела к кривому серому холму, освещенному единственным фонарем. Недавно построенное здание казалось потрескавшимся и заросшим сорняками. Из него, как кость из разваренного бройлера, торчал кусок чего-то поблескивающего. Неужели, это и есть та сама стеклянная башня.

Все вместе напоминало самопальный аттракцион, стан толкиенистов в Томске. Там взрослые дяди жили в раскрашенных под замки хибарах, дрались на мечах и стреляли из луков. Мама называла их дебилами.

Мы карабкались по норам без структуры и порядка. Мише все казалось, что своды рухнут и похоронят нас. Я думала о том же. Забитые хламом, вонявшие тряпками комнаты были сырыми и холодными. Я помнила слова Гаркунова – печатный станок должен находиться в центре здания.

Наконец вышли к стеклянному залу, который был просторней остальных. По нему гулял сквозняк и летали какие-то бумажки. Вместо принтера тут стоял стол, под которым я заметила замаскированный люк.

«Тихомировка» оказалась в подвале. Горшочек продолжал варить – фантазии и образы, которые, как считал Михаил Тихонович, он еще сможет на себя примерить.

Репринта была жалко, но я не могла дольше скрывать тайну его происхождения, – от ребра женщины. Он оказался не таким выносливым, как я думала, и грохнулся в обморок.

Когда Миша-второй пришел в себя, я попыталась его успокоить. Сказала, что напечатанный человек во многом превосходит натурального. Например, развивается быстрее, потому что сразу поставлен в условия выживания и должен понравиться любимой женщине. Миша поморгал, покивал. В рамках реабилитационных мер мы занялись сексом прямо на принтере. Своеобразный оммаж владельцу: я заметила повсюду камеры наблюдения.

Потом выпили то, что нашли в баре, и поплескались в бассейне. Обнаружили лесенку, которая вела на самый верх, в спальню. Здесь было тоже просторно, как и в Центральной. За единственным в здании окном в темноте тревожно покачивались кроны. На стене висела знакомая картинка с морем и кораблем, подписанная «Valentina». Когда Гаркунов успел у меня ее выкрасть? Кровать с золотыми шашечками была застелена тигровой шкурой. Перед ней стоял низкий инкрустированный столик, который очень понравился рамщику. Он присел на корточки и насчитал пятнадцать сортов древесины. Еще была японская ширма и моя любимая лампа с цветными стеклышками. В общем, в спальне был наведен уют с душой и выдумкой, предметов из ИКЕА тут не было. Сразу видны приоритеты домовладельца: не знаю, как вам, а мне не верится, что он не трахался с Уриилом.

Насколько я поняла, каждое помещение отражало пережитый нашим героем опыт. Тут повсюду были предметы, относившиеся к Насте, Ире и Стелле – только не ко мне. Миша-второй между тем отпускал хозяйственные замечания. Обстукает стенку, подергает проводку, покачает головой, вздохнет и скажет: «Ну, как так можно, господи».

Пока не вернулся хозяин, мы обследовали «дворец» и нашли несколько новых комнат. Кафе с красными стульями и полом в шашечку напоминало то, в котором мы останавливались по дороге. Репринт вспомнил, что я там ела хот-дог. Значит, у Гаркунова с этим местом тоже было что-то связано. В библиотеке с антикварными книжными шкафами за плотными шторами не оказалось окон. Миша-второй полез в шкафчик с препаратами, и когда узнал, что в банках не грузди, а церебрум, очень расстроился. Потом мы сами не поняли, как забрели в тупик, из которого в противоположные стороны вели две двери – дерматиновая и деревянная с ящиком для писем, как сейчас уже не делают. «Ёс-твою-двадцать, это же квартира Спиридонова!» – обрадовался репринт и рванул деревянную дверь, отодрав ее от стены. Зато дерматиновая вела в маленькую комнату. На диванчике под абажуром перед телевизором сидела юная Настя в красной клетчатой рубашке и маленьких джинсовых шортиках. Глаза у нее были распахнуты и подведены, рот накрашен и полуоткрыт. Ноги скрещены, как у героини известной сцены известного эротического фильма. Это была очень подробная восковая копия.

Миша-второй, ни слова не говоря, сел рядом, погладил куклу по волосам. «А я помню, как она ко мне на болотах бежала с морошкой. Как же так случилось? Это же до моего появления было». – «Фантомные воспоминания, Миша, – ответила я, ощущая себя причастной к пыткам человека. – Может, ты фотографию видел, а может, просто выдумал. Бывает такое». Он не торопился уходить. Нащупал пульт и включил телевизор, по которому шло «В мире животных» с Николаем Дроздовым, – момент наивысшего счастья, надо полагать.

По большому счету, в этом странном месте мне больше нечего было делать. Мы вернулись обратно к Центральной, и я решила, что, если Миша-первый не явится, а Второй заснет, я тихо уеду домой.

Неугомонный рамщик между тем полез в подвал. Сказал, что хочет разобраться, как устроен принтер. Неужели подумывает занять место хозяина?

«Аквариум, а в нем каретка, – заявил он бодро, вылезая из-под пола. – Наподобие у Митиного принтера, если крышку снять. Тюбики, как я понял, разные части печатают, правильно? В принципе-то, сложного ничего нет».

Было около трех ночи, когда мы услышали грохот: «Маша, Миша, где вы? Черт! Верблюд еще этот…» В одной из стен что-то гулко обвалилось. Звук усиливался эхом башни. Казалось, что перекрытия рухнули. «Мы здесь, Миша! То есть Гавриил», – поправилась я, поймав взгляд репринта. «Я разберусь, дорогая», – зачем-то успокоил меня тот, напряженно прохаживаясь по залу. Еще разборок не хватало, мне совершенно не хотелось во всем этом участвовать.