Александр Матюхин - Колдовство [сборник litres]

– Да ты хотя бы оделся, придурок! – закричала Полина и, схватив за волосы скальп Светланы, несколько раз хлестнула им Пашу по лицу, на щеках которого появились тонкие красные полосы с мелкими точками брызг. – Ведь заметит кто издали – придут проверять! Идиот! Совсем дурак стал! Алкоголик. – Она повернулась к Гале, разведя руки в стороны. – Ну что с ним поделаешь? А все водка эта. От самогонки такого не бывало никогда, а этот или пил слишком много, или уже башка набекрень была – а вот, полюбуйся. Голодным стал – даже солнце не зашло. Куда такого выпустишь?

Паша тем временем нащупал взглядом Галю и вдруг замер, перестав раскачиваться. Его измазанный в крови и грязи член стал наливаться кровью, а на лице появилось подобие улыбки.

– Заме-е-етил, – разочарованно протянула Полина. – Теперь уж надолго оживился. Если не дать – рычать будет и кусаться… Да только не вовремя все это, ох и не вовремя, – она вздохнула. – Что ж с ним делать-то теперь?

Паша, тяжело ступая, направился к связанной Гале. Та попыталась отодвинуться, но стул лишь скрипел и гнулся, не двигаясь с места. Паша подошел к ней, рванул ворот, запустил руку под куртку и сильно, грубо схватил за грудь. Галя вскрикнула.

– Сейчас, погоди. – Полина склонилась над верстаком, копошась в каких-то инструментах. – Сейчас решу эту проблему… только найду… как его там вы зовете… такие, с зубьями…

Паша тем временем наклонился и попытался развести Гале ноги, но не смог. Тогда он начал одной рукой отрывать проволоку с ее лодыжек, тяжело дыша и продолжая пальцами другой руки щипать Галю за грудь.

– Вот, нашла! – крикнула Полина и, подойдя к Гале, несколько раз щелкнула плоскогубцами. – Смотри, дорогая подруга! Это тебе на будущее, если вдруг захочешь мужика от себя отвадить. Лучше всяких бабкиных заговоров, я тебе говорю! Я таким образом той ночью лесника этого от себя отвадила, а то он тоже голодным оказался, а я двоих не потяну пока. Вот, смотри!

Полина присела на корточки за спиной Пашки, продолжающего возиться с проволокой. Галя опустила взгляд вниз – и увидела, как рука девочки с плоскогубцами вытянулась под раскачивающимися гениталиями, затем стальные лепестки раскрылись, пошли вверх – и, когда между ними оказалась болтающаяся плоть, девочка с неожиданной силой сдавила ручки плоскогубцев.

Галя отвела глаза в сторону, замычав сквозь зубы. Паша остановился и тоже посмотрел вниз, туда, где Полина продолжала работать плоскогубцами, однако не похоже было, что ее действия причиняют ему какие-то неудобства. Дровник наполнился приглушенным чавкающим треском – будто бы кто-то с аппетитом разжевывал мягкие куриные крылышки.

Застонал, задергался привязанный Шушенков, а затем его вырвало – не сильно, лишь желчью, кровью и слюной. Он весь покрылся испариной и, кажется, что-то бормотал.

– Ну вот и все, – сказала Полина, поднимаясь на ноги и плоскогубцами вытаскивая из-под Паши что-то грязно-красное, свисающее на тонкой полоске кожи. – Видишь? Вот теперь он уже не голодный по этой части. – Она поводила куском плоти перед его лицом, и Паша тоже поднялся на ноги.

Галя отвела взгляд, когда он выпрямился, стараясь не смотреть на красное пятно между его ног, и увидела валяющуюся под поленницей старую замызганную кроссовку, которую она уже сегодня на ком-то видала. – Вот и все, теперь уже надо просто… – Полина подошла к двери, распахнула ее и выкинула оторванный кусок наружу. Паша, заворчав, почти бегом кинулся на двор, и Полина, закрыв за ним дверь, кинула плоскогубцы на верстак. – Вот видишь? Теперь тот голод пропал – и он смог сосредоточиться на другом. Голодные – они все такие. Могут думать только об одном.

За дверью раздались жадные глотающие звуки. Галя попыталась склониться вперед, но все равно почти вся рвота попала ей на колени.

– Ну ты чего? – удивленно сказала Полина. – Я же тебе помогаю. Я тебя уверяю, если бы он за тебя принялся – в таком состоянии напрочь бы затрахал. Он еще любит драться, когда заканчивает, или душить. А как голодным стал – вообще без разницы, живая с ним баба или нет. – Полина вздохнула. – Одни проблемы от таких. Лесник тоже сначала таким был. Старуха с женщиной – те жрать полезли, а лесник – за мной всю ночь таскался, пока мне не надоело. А как пассатижи на нем опробовала – так и мозги у него гнить перестали, даже имена нужные вспомнил. Только вы-то все равно не обманулись, да? Нет бы уйти – оставить бедную семью в покое…

– Они тебя отравили, – Галя старалась говорить спокойно и не поворачивать голову в ту сторону дровника, где краем глаза улавливала движения теней. – Какой-то гадостью, которая…

Полина рассмеялась – веселым девчоночьим смехом, настолько жутким в пахнущем кровью и рвотой дровнике, что Шушенков, перестав бормотать, слабо заскулил.

– Да что же вы такое говорите, а! Опять, значит, мужика главным назначаете! – Полина схватила пассатижи и направилась к Гале. – Лесника с его бабой ведь я мясом тем накормила. Потому как я первая его попробовала. Его вообще собакам привезли. А я не знала. И наелась – оно отварное было. А потом уже и остальным подложила в тарелки: и старухе, и всем вообще. Лесник первым сдался – он и до того на меня поглядывал, а как голод взыграл, то прямо при бабе своей на меня накинулся. А та плачет и жрет, жрет и плачет. Голод – штука такая… А как они смирились да стали слушаться – так я к соседям пошла. И тебя, дура ментовская, в дом завела да лицо тебе разукрасила. А ты сидишь и брешешь, – со злостью выкрикнула она, – брешешь, что меня – МЕНЯ – спасать надо? От кого? От этих озабоченных, которым я вот этими пассатижами могу хоть все нутро разорвать – а они и пикнуть не посмеют? Или от остальных, которые без моего разрешения палец ни с чьей ноги сожрать не смогут? Они же мои, все они! Слышишь? Здесь, за лесом, я главная! Я это все, – она обвела руками дровник, – задумала и организовала. Это мое домашнее задание. Ты сейчас здесь сидишь – потому как я так решила! Могла бы тебя Пашке кинуть – и он бы тебя уже всю до крови своим хером истыкал! А зайку твоего – сунула бы жирухе-соседке нашей, уж очень он ей приглянулся. Своего-то она уже, поди, доела, а от зайки больше пользы никакой все равно не будет… А нет – вы сидите здесь, под моим контролем и заботой. Я стою напротив вас, я с вами говорю и вышвыриваю отсюда голодных – но жертва, по-вашему, все равно – я?

Она склонилась к самому лицу Гали и посмотрела ей в глаза с застывшей маской безумия и превосходства.

– А вот скажи, госпожа вшивая, – все сейчас так думают? Что девчонка вроде меня – всегда жертва? Очень хорошо, если так оно и есть. Потому как я тогда такого наворочу, – она слегка присвистнула. – Знала бы ты про то, что такие, как я, в былые времена творили, – поседела бы уже.