Джо Хилл - Полный газ [сборник litres]

Фидельман хочет как-то успокоить девушку и в то же время боится проявить бестактность. Мысленно прикидывает, что тут можно сказать или сделать, и наконец легонько трогает ее за плечо. Когда она вынимает из ушей затычки, он говорит:

– Не хотите попить? У меня осталось полбанки кока-колы. Я пил из стакана, так что банка чистая.

Она улыбается в ответ жалкой, испуганной улыбкой.

– Спасибо. Мне очень не по себе.

Берет у него банку, отпивает глоток.

– Пузырьки помогут успокоить желудок, – поясняет Фидельман. – Я всегда говорю: на смертном одре, когда меня спросят о последнем желании, попрошу холодной кока-колы!

Фидельман в самом деле не раз это повторял: однако теперь, едва эти слова срываются с уст, понимает, что лучше было бы промолчать. Не стоит сейчас говорить о смертном одре. Совсем не стоит.

– У меня там семья, – произносит девушка.

– На Гуаме?

– В Корее, – отвечает она и снова нервно улыбается.

О Корее пилот не сказал ни слова; но все, кто в последние три недели смотрел новости Си-Эн-Эн, понимают, что к чему.

– В какой Корее? – громко спрашивает толстяк с другой стороны прохода. – Нашей или ихней?

На толстяке кричаще-красный свитер с высоким воротом: в сочетании с багровыми арбузными щеками особенно режет глаз. Он так жирен, что занимает полтора сиденья. Свою соседку – маленькую, хрупкую, черноволосую, в позе и нервном повороте головы которой чувствуется что-то от породистой гончей, – совсем притиснул к окну. На лацкане куртки блестит американский флажок. Фидельман сразу понимает: с этим человеком им друзьями не бывать.

Девушка недоуменно смотрит на толстяка, потом разглаживает платье на коленях.

– В Южной, – отвечает она, отказываясь принимать игру в «наше – не наше». – Мой брат в Чеджу только что женился. Я была на свадьбе, теперь лечу обратно на учебу.

– А где вы учитесь? – интересуется Фидельман.

– В Массачусетском технологическом.

– Даже странно, что вам удалось туда поступить, – вставляет толстяк. – У них ведь теперь квоты. В лепешку разбейся, а прими столько-то парней из гетто, которые читать и писать едва умеют! А для ребят вроде вас мест почти и не остается.

– Вроде кого? – медленно и раздельно переспрашивает Фидельман. Он гей, ему почти пятьдесят, и за эти годы он усвоил, что некоторые словечки просто нельзя пропускать мимо ушей. Нельзя оставлять безнаказанными. – Что значит: «ребят вроде вас»?

– Тех, кто свое место честно заработал, – ничуть не смущаясь, отвечает толстяк. – Нормальных ребят, которые ходят в школу и не дурака там валяют, а лезут из кожи вон, чтобы пробиться. Тех, кто хотя бы умеет считать – и не только сдачу в магазине! Эти квоты – они ведь, знаете ли, и по нормальным законопослушным мигрантам бьют, и еще как! Особенно по азиатам.

Фидельман издает возмущенный смешок, словно не может поверить своим ушам, и уже открывает рот, чтобы сказать жирному сукину сыну все, что о нем думает, – но девушка из Кореи сидит тихо, прикрыв глаза, и он решает промолчать. Не стоит устраивать скандал, он ей сейчас совсем не нужен.

– Это на Гуаме, не в Сеуле, – объясняет Фидельман, обращаясь к ней. – И мы не знаем, что там произошло. Может быть все что угодно. Например, взрыв на электростанции. Обычная авария, а не… не какая-то катастрофа. – Он едва удержался, чтобы не сказать «холокост».

– Грязная бомба, – уверенно заявляет толстяк. – Спорю на сто баксов. Мстит нам за то, что в России мы по нему промахнулись!

«Он» – это Верховный Вождь КНДР. Ходят слухи, что во время визита на русский берег озера Хасан, расположенного на границе между двумя государствами, на него было совершено покушение. По неподтвержденным данным, в Вождя стреляли – и ранили то ли в плечо, то ли в колено, то ли не ранили вообще; по другим сообщениям, выстрел убил дипломата, стоявшего рядом; по третьим – погиб один из двойников Вождя. В интернете можно прочесть, что стрелял радикальный анархист-антипутинец, или агент ЦРУ, проникший на встречу под видом корреспондента «Ассошиэйтед Пресс», или даже звезда кей-попа. Госдепартамент США и северокорейские новостные агентства с редким единодушием заверяют, что никакого покушения не было, – и Фидельман, как и многие из тех, кто следит за этой историей, видит здесь явное доказательство, что Верховный Лидер если и не погиб, то был очень к этому близок.

Верно и то, что восемь дней назад подводная лодка США, патрулирующая Японское море, сбила северокорейскую экспериментальную ракету в северокорейском воздушном пространстве. Официальный представитель КНДР назвал это актом военной агрессии и пообещал адекватное возмездие. Не совсем так: если быть точным, он пообещал, что теперь рты американцев наполнятся пеплом. Сам Верховный Лидер ничего не сказал. После покушения, которого не было, он вообще не появлялся на публике.

– Не могут же они быть такими идиотами! – замечает Фидельман толстяку через голову кореянки. – Только подумайте, что может из этого выйти!

Хрупкая брюнетка, притиснутая к окну, смотрит на толстяка с рабской гордостью, и Фидельман вдруг понимает, почему она не протестует против вторжения в свое личное пространство его сальных телес. Они вместе. Она его любит. Быть может, даже обожает.

– Ставлю сто баксов, – невозмутимо повторяет толстяк.

Где-то под ними раскинулась Северная Дакота, однако все, что видит Уотерс, – бесконечную, до самого горизонта, холмистую равнину облаков. В Северной Дакоте Уотерс не бывал, и когда пытается представить, каково там, на ум приходит ржавое сельскохозяйственное оборудование, Билли Боб Торнтон и торопливые потрахушки в стогу. По радио диспетчер из Миннеаполиса приказывает «Боингу» набрать высоту до уровня три-шесть-ноль и повысить скорость до семидесяти восьми М [11] М – число Маха, в авиации соотношение скорости самолета со скоростью звука ( здесь и далее прим. перев .). .

– Бывал в Гуаме? – спрашивает второй пилот. На лице у нее невеселая, натянутая улыбка.

Уотерс в первый раз летит с напарницей-женщиной и старается на нее не смотреть – слишком уж она хороша. Красива, аж дух захватывает. Такое лицо ожидаешь увидеть на обложке журнала. Еще за два часа до полета – пока она не вошла в конференц-зал в аэропорту Лос-Анджелеса – Уотерс знал только ее фамилию, Бронсон, и воображал себе кого-то вроде парня из старой «Жажды смерти».

– В Гонконге был, – отвечает Уотерс. И думает: «Ну какого черта она такая красотка?»

Уотерсу за сорок, хотя выглядит он на девятнадцать: невысокий и стройный, с рыжим «ежиком» и россыпью веснушек. Недавно женился и скоро станет отцом. На приборной доске перед ним приклеен скотчем снимок беременной жены в сарафане. Уотерс не хочет чувствовать влечение к кому-то еще: ему стыдно даже просто замечать красивых женщин. Однако держаться с напарницей холодно и отстраненно не хочется тоже. Он гордится тем, что его авиакомпания активно принимает на работу женщин-пилотов, желает одобрять это и поддерживать. Так что красавица в соседнем кресле порождает в нем мучительный внутренний конфликт.