Амрита Кели - Кайвалья

Это была небольшая забегаловка на главной улице, где компания часто собиралась перекусить самосами, отогреться горячим имбирным напитком с медом и поболтать. Иша согласилась и не стала пытаться получить ответ на свой вопрос про отъезд. Она вспомнила, что О. утром говорила про эту кафешку, и знала, что, даже если пойдет сейчас в свой номер, ее все равно оттуда вытащат.

Когда они пришли на набережную, началось вечернее огненное поклонение матери Ганге. Красивые жрецы у гхата, где стояло громадное мурти Ханумана, раздирающее грудь, разожгли многоярусные металлические лампады и, держа их за длинные ручки, с трудом вращали перед собой. Вкусно и пряно пахло благовониями: ароматный дымок свободно расползался в свежем воздухе.

Молодые жрецы выглядели полностью погруженными в поклонение – их лица выражали сосредоточенность и погруженность в процесс. Раздавался перезвон колокольчиков, и пелись мантры, на воду опускались, одна за другой, маленькие лампадки из листьев, с крохотными огоньками внутри. Иша почувствовала, что ее сердце закружилось в новом сладостном танце. Ей хотелось остановиться и прочувствовать это мгновение, но Дима повлек ее дальше. Он взял Ишу за руку, и она почувствовала в этом жесте своеобразное проявление власти. Она посмотрела на Диму, и он сейчас, в неясном свете вечерних огней, показался ей очень родным и знакомым. Словно она любила его как брата и потеряла когда-то давно…

В «Офисе» было всего несколько столиков из светлого дерева, у каждого стояло две узкие лавки. Три стола были заняты: за одним из них серьезный японец что-то записывал в свой блокнот. Перед ним стояла тарелка с дымящимися самосами. За японцем, в незастекленном проеме, волновалась темная вода, запятнанная искристыми отблесками фонарей, которые были расставлены по набережной, словно сияющие знаки тире на железных столбах.

Еще один стол занимали веселые иностранки. Они отчаянно жестикулировали и картинно пучили глаза, живо рассказывая о чем-то друг другу. По закону небольшого пространства они сидели совсем рядом со столиком, за которым уже расположились Женя с Аней и О., которая, сощурив глаза, с интересом рассматривала входящих Ишу и Диму.

Иша села спиной к вечерней улице, которую с другой стороны подпирали многочисленные магазинчики и забегаловки. С виду они казались маленькими и неприметными, но внутри, шаг за шагом, разворачивали громадное пространство, закрученное лабиринтами, поднимающимися на несколько этажей вверх. Казалось, можно было запросто потеряться в этих обширных помещениях, заставленных всевозможными экзотическими товарами: скульптурами, музыкальными инструментами, фигурками божеств. Иша завороженно смотрела на Гангу. Мысленно она сидела на холодных мраморных ступеньках, опуская свои руки в ее очищающие воды. Бойкий голос О. выдернул ее из этих размышлений:

– Ну так что, Иша, возьми-ка в руку самосу, они здесь потрясающие, честно, и скажи, ты идешь завтра на гору к храму Ниилкант с нами?

Иша удивленно посмотрела на стол. Оказывается, всем и ей тоже принесли по тарелке с тремя горячими самосами, а рядом вкусно дымились большие граненые стаканы с терпким имбирным напитком.

Женя подметил, как загорелись глаза Иши, когда она услышала про гору.

– Да, я пойду, – сказала она, при этом ощутив странное жжение в горле, которое стало нарастать и утихло, только когда она допила до конца свой напиток, – во сколько выходим?

– В восемь, после завтрака, – томно ответила О., украдкой приглядываясь к Диме. Они еще говорили о чем-то, но Иша сидела словно в тумане. Ей захотелось спать, и она, попрощавшись со всеми, быстро пошла в свой гестхаус.

Было совсем поздно, когда в номер О. зашла темная фигура, затворяя за собой дверь. О. сидела на кровати, спиной к Диме, и с ее головы ниспадали шелковым водопадом иссиня-зеленые волосы, рассыпающиеся по светлому покрывалу, украшенному узорами пейсли.

– Заплети их, пожалуйста, – сказала она нежно, – скоро она будет готова войти в комнату.

Дорога к храму Ниилканта оказалась широкой и залитой асфальтом – совсем не то, что ожидала увидеть Иша, рисовавшая в воображении узкую каменистую тропку. Идти нужно было около восьми километров, а на пути периодически попадались индийцы, которые продавали воду и какую-то острую снедь, разложенную на маленьких столиках.

Они шли все время вверх, и, хотя подъем был не слишком крутой, через пару часов ходьбы Иша ощутила усталость. Ноги отяжелели, а сердце начало стучать сильнее.

– Все в порядке? – спросил Дима, который все время шел рядом. – Если хочешь, можем остановиться и отдохнуть. Еще около четырех километров осталось.

– Да, я, оказывается, отвыкла от нормальных физических нагрузок. Это все сидячая работа художника виновата, – Иша была благодарна за возможность передохнуть и с удовольствием присела на поваленный кедровый ствол. Нежно поглаживая дерево, она мысленно благодарила его за предоставленное сиденье.

– А я вот йогой занимаюсь. Это мне очень помогает себя поддерживать. И философия йогическая мне тоже по душе, – сказал Дима, присев рядом с ней на корточки.

– Ты знаешь, а я вот чувствую, что никогда не буду заниматься йогой, хотя сами йоги мне очень симпатичны, – сказав так, она замолчала, немного недовольная собой.

Дима может подумать, что она заигрывает с ним, а этого Ише совсем не хотелось.

Глядя вниз, на маленький городок, утопающий в зелени, она снова вспоминала Ясона. Иша так мало его знала, но сразу почувствовала особое расположение, поехала с ним в Индию и теперь сидела где-то далеко от него. А может, близко? Разве она уже не совершала подобную ошибку, когда сошлась с Максом?

Дима что-то говорил, но сейчас Ише совсем не хотелось слушать его. Неожиданно рядом появилась улыбающаяся О., которая, как Ише казалось до этого, ушла вперед от компании. Семейная пара тоже медленно проплыла мимо.

Иша встала и пошла за ними, оглянувшись с рассеянной улыбкой на Диму, словно прося его не обижаться на нее.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала О., – вечером я сделаю тебе одно предложение. Вечер – хорошее время для предложений, от которых сложно отказаться.

– Хорошо, – сказала Иша, все еще погруженная в свои тягучие, болезненно-сладкие мысли о Ясоне, – ты знаешь что-то про Ниилкант?

– Я знаю только, что великий Шива выпил яд, который вышел из молочного океана, когда его пахтали демоны вместе с полубогами. Они жаждали получить нектар бессмертия и получили его. Но сначала из океана вышел яд, и он грозил уничтожить все живое. Тогда Шива собрал его своими голубыми божественными ладонями и выпил. Он задержал яд в своем горле, поэтому оно посинело. Храм посвящен этому событию.