Чарлз Стросс - Каталог катастрофы [litres]

– Но, – говорит Мо, поднимает последний шашлычок и глотает нежное мясо, – на этот раз такая угроза есть.

Я замечаю движение за окном: знакомое лицо, едва заметное в темноте, на миг заглядывает внутрь, а потом проходит мимо.

– Ну да, – мычу я и чувствую себя очень виноватым.

– Так что твое начальство решило поводить меня по улицам, чтобы посмотреть, кто клюнет, а заодно и выследить группировку по данным из музейного подвала, – выпаливает она. – Сколько человек следит за нами, Боб?

– Сейчас как минимум один, – сердце мячиком скачет в грудной клетке. – Из тех, кого я знаю. Операция запланирована с полным покрытием от носа до хвоста, с дежурными при отеле и круглосуточным наблюдением за твоими перемещениями. Как для политиков, на которых может произойти покушение. Но террористов-смертников мы тут не ожидаем, – поспешно добавляю я.

Она тепло улыбается:

– Я так рада. Теперь-то я себя чувствую в полной безопасности!

– А какую альтернативу предложила бы ты? – кривлюсь я.

– Никакую, с точки зрения твоего шефа – как его зовут? Энглтон? Нет, не вижу альтернативы. – Рядом бесшумно возникает официант и убирает тарелки; Мо смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. – А ты здесь зачем, Боб?

– Ну-у… – тяну я и замолкаю, чтобы привести мысли в порядок. – Потому что это мой провал. Меня включили, потому что я нарушил инструкции и не оставил тебя сушиться в Калифорнии, а потом я оказался рядом, когда дело приняло гнилой оборот, и вся эта история засекречена на идиотски высоком уровне, потому что управление проектами грызется с оперативным командованием…

– Я не об этом, – говорит Мо и на секунду замолкает. – Почему ты нарушил инструкции в Санта-Крузе? Я, конечно, не возражаю, но…

– Потому что, – отвечаю я, пристально разглядывая вино у себя в бокале, – ты мне нравишься. И я считаю, что бросать людей, которые тебе нравятся, в дерьмовой ситуации – некрасиво. Ну и я не очень исполнительно отношусь к работе. Непрофессионально, по шпионским меркам.

– Теперь у тебя более профессиональное отношение к работе? – спрашивает Мо, наклоняясь вперед.

– Да нет, – сглатываю я.

И тут что-то – нога – аккуратно поглаживает меня под столом по лодыжке, так что я чуть до потолка не прыгаю.

– Вот и хорошо, – улыбается она, а у меня в животе холодеет, но официант приносит крутую гору тарелок быстрей, чем я успеваю что-то сказать и опростоволоситься; мы просто смотрим друг на друга, пока он не уходит, а потом Мо добавляет: – Ненавижу, когда люди позволяют какому-то профессионализму стоять на пути реальной жизни.

Мы едим и болтаем о разных вещах и людях, причем не всегда в лицеприятной форме. Мо рассказывает, каково оказаться замужем за нью-йоркским адвокатом, и я искренне сочувствую, а она спрашивает, каково жить с маниакально-депрессивной чокнутой ведьмой, и тут выясняется, что она уже допросила Пинки и Брейна, потому что я вдруг начинаю описывать свои отношения с Мэйри с такой отстраненностью, будто это дела давно минувших дней и все давно закончилось. А Мо кивает и спрашивает, как же теперь себя вести, если я столкнусь с Мэйри в бухгалтерии, и в итоге разговор переходит на то, что если работаешь в Прачечной, то сплошь и рядом будешь попадать в неудобные ситуации: тут и ревизия скрепок, и внутренняя отчетность по всем статьям, и как я надеялся выбраться из-под каблука Бриджет, если переведусь на действительную службу, но не свезло. А Мо рассказывает про интриги и темные страсти борьбы за пожизненное профессорство на маленьких американских факультетах, и почему можно распрощаться с карьерой, если у тебя выходит слишком много публикаций – или слишком мало, – и про то, сколько способов самоуничтожения может изобрести бездетная супружеская пара из двух работающих людей, и подробности такие, что я даже начинаю думать, что Мэйри, кажется, не такая уж необычная.

К отелю мы возвращаемся, держась за руки, а под потухшим фонарем Мо останавливается, обнимает меня и целует так долго, что кажется, будто прошло полчаса. А потом упирается подбородком мне в плечо так, чтобы губы оказались у моего уха.

– Очень здорово, – шепчет она. – Вот если бы только за нами не следили.

– За нами… – напрягаюсь я.

– Мне не нравится, когда за мной подглядывают, – говорит она, и мы одновременно делаем шаг друг от друга.

– Мне тоже, – я оглядываюсь и вижу одинокого человека, который стоит и смотрит в витрину закрытого магазина, и вся романтика улетучивается, как воздух из пробитого шарика. – Черт.

– Просто… пошли обратно. Заляжем спать до самого утра.

– Ну да.

Мы снова идем, и Мо берет меня за руку.

– Отличный вечер. Повторим как-нибудь?

Я улыбаюсь в ответ и отвечаю одновременно с сожалением и надеждой:

– Давай.

– Только без публики.

Мы приходим в отель, выпиваем еще по рюмке в баре и расходимся по номерам.

Мне снится колючая проволока. Темный пейзаж, холодная грязь. Крик вдали; грузные фигуры повисли на ограждении вокруг цитадели. Крик становится громче, за ним следует грохот, и в этот момент я понимаю, что уже не сплю – кто-то кричит, а я лежу на кровати где-то между сном и явью.

Я вскакиваю на ноги быстрее, чем толком открываю глаза. Хватаю футболку и джинсы, каким-то чудом запрыгиваю в них обеими ногами одновременно и через десять секунд вылетаю за дверь. В коридоре тихо и темно, тусклый свет идет только от аварийной лампы под потолком; коридор узкий, а пастельные стены создают в полумраке такую игру теней, что вызывают приступ клаустрофобии. Снова крик, глухой, сверху. Точно человеческий и вовсе не похож на звук, который можно было бы ожидать услышать ночью из гостиничного номера. На миг я замираю, чувствуя себя очень глупо, пока обдумываю одну из вероятностей, а потом снова ныряю к себе в номер, чтобы захватить с прикроватной тумбочки мультитул и наладонник. А вот теперь – на лестницу.

Снова крик – и я начинаю прыгать через две ступеньки за раз. Позади открывается дверь, возникает растрепанная голова и мямлит: «Тут люди спят…»

Волоски у меня на руках встают дыбом. Перила светятся слабым голубоватым светом, босые ноги жалят искорки, а ручка пожарной двери на верхнем этаже ощутимо бьет меня током. Я чувствую сквозняк: легкий ветерок дует из-за спины по коридору, в котором все дверные проемы обрамлены синеватым свечением. Снова крик, но на этот раз за ним следует глухой стук, а потом тихий треск; я слышу, как где-то внизу хлопает дверь, а потом – оглушительный визг пожарной тревоги.

Мо в номере Платона. Оттуда и доносятся крики, туда дует ветер – я с разбегу бью плечом в дверь… и отскакиваю.

– Что происходит?

Я оглядываюсь. Женщина средних лет, сухонькая и встревоженная.