Ричард Адамс - Девушка на качелях [litres]

Тони почти не упоминал о сложностях, возникших в связи с устройством свадьбы, справедливо полагая, что от него требуется лишь подтвердить отсутствие каких-либо возражений и выразить уверенность в моих силах, для поддержания духа.

– Видите ли, – сказал он, когда в шесть часов пополудни мы вернулись в гостиницу к чаепитию, – вам необходимо осознать всего-навсего три вещи. Во-первых, это ваша свадьба, и вы устраиваете ее сообразно вашим, а не чьим-либо еще желаниям. Ваша сила – в согласованности намерений и действий. Во-вторых, все эти установления лондонского загса, разумеется, ужасно нудная штука, Алан, но волноваться о них ни к чему. Боже мой, ведь это меньше трех недель. Право же, совершенный пустяк. И в-третьих, да, ваша матушка немного расстроена, но это ненадолго. Вот увидите, она быстро оправится. Родители всегда волнуются за детей. Да и потом, она ведь еще с вами не знакома? – спросил он у Карин. – В общем, ни о чем не беспокойтесь, и все вокруг тоже перестанут нервничать. По-моему, подобные надуманные проблемы в конце концов разрешаются сами собой.

Потом Карин поднялась в номер, освежиться и переодеться к ужину с мистером Стайнбергом, а мы с Тони отправились в бар выпить по кружечке пива. Я взял сдачу с барной стойки, и Тони улыбнулся мне поверх кружки.

– Так уж и быть, Алан, сейчас я скажу вам то, что вы и сами знаете. Она очаровательна. Восхитительная, несравненная красавица. Признаюсь, я такого не ожидал. Вам невероятно повезло, и я очень рад за вас. – Отхлебнув пива, он продолжил: – Я все это совершенно искренне говорю. Остановите меня, если что.

– Ладно, остановитесь. Хотя если честно, то я чувствую себя как тот Эдмунд: «Продолжай. Еще сказать ты что-то хочешь, вижу».

– Что ж, в таком случае… Судя по всему, теперь удел всей вашей жизни – та еще работенка… гм…

– Джонах Джарвис. Я плохо кончил, очень приятно.

– Вы нарочно закидываете меня цитатами, чтобы я поскорее заткнулся?

– Нет, что вы! Просто, зная вас, я опасаюсь, что сейчас последует некое неизбежно меткое и хлесткое замечание.

– Не бойтесь, ничего страшного я не скажу. В некотором отношении, и это несомненно, ваш удел теперь гораздо сложнее. Она не просто красавица. Она – редкостный приз, как Кубок чемпионата мира и все такое. И не вы один это заметили. Это все замечают, и так будет всегда.

– По-вашему, я должен держать ее взаперти?

– О господи, Алан, я вовсе не предлагаю ничего подобного. Нет, просто таким, как она, выпала тяжкая доля. Позвольте мне тоже кое-что процитировать: «Все красавицы едят безумных прихотей салат…»

– И берут из рога изобилья что попало?

– Дело не в роге изобилия. Дело в том, что такое совершенство чрезмерно угнетает его обладательницу. Ей приходится денно и нощно жить с ним. Иногда это просто невыносимо – вот как для Вивьен Ли или там Мэрилин Монро, вы же знаете. Нет-нет, я отнюдь не намекаю, что Карин страдает душевным расстройством или что-то в этом роде. Ничего подобного – она совершенно нормальна. Но, по-моему, таким людям необходима постоянная забота, симпатия и понимание близких. Такого рода красота – тяжкое бремя, которое требует особого образа жизни, с особым укладом и особыми нравственными ценностями. Я сейчас сделаю дурацкое сравнение: это как если бы она была альбиносом или диабетиком – то, о чем следует постоянно помнить и ни в коем случае не принимать как должное.

Тут, несмотря на мой интерес к обсуждению, я невольно отвлекся, размышляя, под каким предлогом можно привести Тони на ужин с мистером Стайнбергом. Мне очень хотелось, чтобы Тони пошел с нами, потому что после всего, что он для нас сделал, я не собирался отправлять его на вокзал спустя три часа после приезда. Разумеется, мистер Стайнберг был человеком дружелюбным и радушным, но все-таки он был богатым и важным клиентом, вдобавок из тех, кого попросту невозможно уговорить разделить счет за угощение или что-то в этом роде – все расходы он брал на себя. Вчера утром я позвонил ему и рассказал о Карин. Он, естественно, тепло меня поздравил и заявил, что жаждет с ней познакомиться. Но Карин – это одно. А вот без предупреждения привести на ужин Тони – это совсем другое. За последние полтора дня столько всего произошло, что я невольно отложил решение этой проблемы на потом и спохватился только теперь, за час до ужина.

Неожиданно в бар вошел мистер Стайнберг.

– Здравствуйте, Алан. Рад встрече, – поздоровался он, крепко пожимая мне руку.

Я слегка опешил.

– А, я вас удивил, да? Не волнуйтесь, ничего страшного не произошло, – продолжил он. – Просто я закончил дела раньше, чем предполагал, и решил заглянуть к вам в гостиницу, чтобы, если вы не возражаете, побыстрее заполучить чашу для пунша. А потом мы с удовольствием отужинаем все вместе. Ох, прошу прощения… – Он с улыбкой повернулся к Тони. – Надеюсь, я вам не помешал?

– Это мой друг, Тони Редвуд. Он приехал знакомиться с моей невестой.

– В таком случае я чрезвычайно раз нашему знакомству, мистер Редвуд! – воскликнул мистер Стайнберг. – Чрезвычайно рад. Надеюсь, сегодня вечером у вас нет неотложных дел? Мне хотелось бы пригласить вас на ужин. Рад буду считать любого друга Алана и своим другом.

Уже не в первый раз я вознес безмолвную хвалу за импульсивное радушие и щедрость американской натуры. Тони смущенно отказался. Мистер Стайнберг принялся настаивать, и я украдкой кивнул Тони: мол, соглашайтесь. После того как Тони вежливо поблагодарил и принял приглашение, я оставил их с мистером Стайнбергом в баре, за второй кружкой пива и бокалом сухого мартини соответственно, а сам отправился наверх, в номер, за обещанной чашей для пунша.

Чаша для пунша, торжественно извлеченная из коробки с опилками и поставленная на барную стойку («Надеюсь, сэр, мы не доставляем вам неудобств», – сказал мистер Стайнберг бармену), была встречена с огромным восторгом. Мистер Стайнберг, затаив дыхание, изучил роспись на ее стенках, погладил глазурованный бок, а потом отступил на несколько шагов, чтобы лучше оценить ее изящную форму.

– Ах, и как вам это нравится? Прекрасно, просто прекрасно. Алан, я вам премного благодарен, честное слово. Вы говорили мне, что она хорошая, но, как я понимаю, это из чисто британской сдержанности. Вы ведь ее для меня долго искали?

– Для истинных ценителей мы делаем все возможное, вы же знаете, Морган.

– Еще как знаю, – сказал мистер Стайнберг. – Конечно знаю. И очень надеюсь, что в один прекрасный день вы приедете к нам в Филадельфию, чтобы полюбоваться ею в моем собрании фарфора мануфактуры доктора Уолла. Буду счастлив вас принять. А чашу обещаю холить и лелеять. Что ж, вот и дело сделано. Позвольте выписать вам чек. Ваше письмо у меня с собой… да, вот оно. Упомянутая вами сумма…