Ричард Адамс - Девушка на качелях [litres]

– Да, Морган, но, по-моему…

Однако же, как обычно, мистер Стайнберг не знал удержу.

– В общем, так – завтра все надо устроить, потому что в пятницу мне срочно надо в Ри-миддалию по важному делу. Вы бывали в Ри-миддалии, Алан?

– Да, – с заминкой ответил я. – Только давно.

– Помните фрески в доме Ливии? Ну, в том, что на Палатинском холме?

– Да, конечно.

– Они великолепны, правда? – сказал мистер Стайнберг. – Эх! Такая красота. Ну ладно, к делу, Алан. А почему бы нам втроем не заглянуть завтра к Джо? Он устроит вам визы. Разумеется, на ограниченный срок пребывания, но в данных обстоятельствах это не составляет проблемы.

– Очень великодушно с вашей стороны, Морган, но…

– Погодите, Алан, я не договорил. Позвольте мне в качестве свадебного подарка презентовать вам билеты на самолет. А еще я напишу для вас рекомендательное письмо приятелю, Дону Макмахону, который, весьма кстати, занимает пост мирового судьи. Если паспорта у вас с собой и если завтра с утра мы все уладим с визами, то вы вполне сможете вылететь завтра вечером или в пятницу утром, а в субботу Дон сочетает вас браком. Вот это и будет настоящим вкладом Америки в благосостояние британцев.

От этого предложения у меня перехватило дух. Я попытался отыскать подходящую причину для отказа, но так ничего и не обнаружил. Надо же, как раз этим утром я мечтал о fait accompli . И вот он, прямо на блюдечке. Мистер Стайнберг, закусив удила, явно намеревался доказать англичанам, что филадельфийцы тоже кое-что умеют. После всех моих жалоб на судьбу отказ от такого великолепного предложения выглядел бы малодушием и трусостью. Бракосочетание будет вполне законным, и местное общество воспримет его куда лучше, чем заключение брака в английском загсе. «Мы сыграли свадьбу за границей – в Америке, куда нас пригласил один из моих клиентов». А вернуться домой можно через неделю. У меня был счет в лондонском банке, завтра надо будет обзавестись дорожными чеками, а мои кредитные карты действуют и в Америке. Мне невольно вспомнился Мильтон. «Он уехал в деревню; никто из его близких не знал почему. Уехал холостяком, а вернулся женатым человеком».

– А как вам мое предложение, милая барышня? – спросил мистер Стайнберг.

Карин, продолжая сосредоточенно складывать фантики на тарелке – вдвое, вчетверо, в восемь раз, – посмотрела на него. Ее переполняли чувства, но через миг она негромко произнесла:

– Если Алан согласен, то было бы чудесно. Это так мило с вашей стороны.

– Как по-вашему, Тони? – спросил я, чтобы потянуть время.

– По-моему, у вас есть настоящий друг. На вашем месте я бы не отказался.

– Я и не отказываюсь. Морган, благодарю вас.

– Значит, решено, – удовлетворенно произнес мистер Стайнберг. – Я отправлю Дону телеграмму… Нет, лучше ему позвонить. Который час? Без четверти десять, то есть у него без четверти пять… Ну а Ромашке я все-таки протелеграфирую.

– Ромашке?

– Прислуге-негритянке. Скажу, чтобы она подготовилась к вашему приезду. Очень милая женщина.

Центральная Флорида. Местность как Коннемара: наполовину вода, наполовину суша, только без лугов. Невероятная влажность, знойное солнце, все дома затянуты противомоскитной сеткой, от жары спасают только кондиционеры. Изобилие ярких цветов: гибискус, пуансеттии, канны; стены оплетены побегами бугенвиллеи с пурпурной листвой и пергаментными соцветиями, вдоль дороги цветет глициния. Я заметил стайки черно-алых кардиналов, крупнее снегирей, зеленушек и овсянок. По бесчисленным болотам и озерцам бродили белые ибисы, грациозно переставляя длинные красные ноги, а на пнях, торчащих из воды, сидели змеешейки, как бакланы подставляя дневному жару распростертые крылья, будто чудны́е геральдические звери. Вдоль длинных прямых дорог тянулись широкие и глубокие канавы, полные воды: за ними начинались бурые поля, поросшие жесткой травой, среди которой проглядывали участки иссохшего грунта, а там и сям виднелись купы деревьев, увешанных длинными тяжелыми полотнищами испанского мха. Унылая сизая растительность, порождение жары и влажности, почти не шевелилась под ветерком, и, как мне показалось, эта вялая тяжесть накладывала свой отпечаток на все подряд: на речь, на силы, на время и на желание. Интересно, как все это воспринял Педро де Авилес? У испанцев не было ни кондиционеров, ни холодильников – только москиты, испанский мох и всепоглощающая жажда наживы.

И все же, невзирая на жару (в Майами мы вышли из самолета в неосязаемую, упругую завесу зноя), на долгую дорогу и на расстроенные желудки (обычное явление при резкой смене климатических поясов), поездка была нам в радость – она возбуждала и волновала, как и должно быть при посещении незнакомой страны. Чернокожий таксист, встретивший нас в гейнсвиллском аэропорту, был дружелюбен и общителен и, как все таксисты, охотно отвечал на расспросы приезжих. Его весьма обрадовало то, что по какой-то причине мы решили посетить так называемую «другую Флориду». Заявив, что знаком с «судьей Макмахоном», таксист медленно («Наверняка вам интересно посмотреть») повез нас боковыми улочками со старыми деревянными домами, а не по центральным улицам, окаймленным рядами магазинов и баров с электрифицированными вывесками. Садов как таковых не было, но дома прятались в таком буйстве всевозможных деревьев, ползучих растений и кустов, покрытых огромными цветами, что мысль об уходе за настоящим садом даже не приходила в голову. Гейнсвилл – университетский городок; тут и там виднелись ветхие беленые домишки с обшарпанными крылечками и верандами – судя по всему, студенческое жилье. На одном таком доме висел плакат: «Вы приближаетесь к Хижине нищебродов. Сбавьте скорость. Вас всех предупредили».

Мистер Макмахон и его жена жили не в Хижине нищебродов, а в большом, роскошном, но весьма уродливом особняке за городской чертой. Сада у них тоже не было. Дом стоял среди деревьев и кустов, над речушкой (называемой «ручьем») в глубокой балке. Мистер Стайнберг предупредил Макмахонов о нашем приезде, и нас приняли весьма радушно. Нам немедленно предложили напитки со льдом, предоставили в наше распоряжение ванную и душевую, а потом вкусно накормили. Даже изнемогая от усталости, невозможно было не оценить по достоинству невероятную доброту и заботу наших новых знакомцев, особенно по отношению к Карин, чрезвычайно утомленной долгим перелетом, суматошным аэропортом Майами и невыносимой жарой. Карин с радостью приняла предложение миссис Макмахон «вздремнуть» в спальне второго этажа. Пока Карин отдыхала, я объяснил мистеру Макмахону, в чем заключаются наши затруднения, и договорился с ним о церемонии на следующий день. Вечером «судья» сел за руль своей машины и отвез нас в «каркасный домик».