Стивен Кинг - Жизнь Чака

Они сидели в машине на подъездной алее у дома Марти, наблюдая, как всё больше людей возвращается с центра города, многие одеты в костюмы и галстуки. Женщина в симпатичном розовом костюмчике плелась по дороге в кроссовках, держа туфли на каблуках в одной руке. Марти вспомнилось, что её, вроде бы, зовут Андреа, и живёт она на улицу или две выше. Уж не Фелиция ли говорила ему, что она работает в «Мидвест Траст»?

— И пчёлы, — сказал Гас. — С их популяцией были проблемы уже десять лет назад, а теперь они и вовсе исчезли, кроме нескольких ульев в Южной Америке. Больше никакого мёда, сладкий. А без их опыления зерновые культуры могут…

— Прости, — сказал Марти. Он вылез из машины и пошёл рысью, чтобы догнать женщину в розовом костюмчике. — Андреа? Вы Андреа?

Она опасливо обернулась, поднимая свои туфельки, словно надеялась пустить в ход один из каблуков для острастки, если что. Марти её понимал; в эти дни появилось достаточное количество слишком уж развязных людей, позволяющих себе невесть что. Он остановился в пяти шагах от неё.

— Я муж Фелиции Андерсон, — бывший, вообще-то, но просто «муж» звучит менее угрожающе и не так потенциально опасно. — Мне кажется, вы и Фел знаете друг друга.

— Знаем. Я с ней состояла в Соседском Дозоре [9] Представляет собой организованную группу гражданских лиц, занимающихся предотвращением преступности и вандализма в пределах района. . Что я могу сделать для вас, мистер Андерсон? У меня был довольно длительный пеший переход, а моя машина застряла в сплошном месиве из автомобилей в центре города. А здание банка, вы представляете, оно… кренится.

— Кренится, — повторил Марти. Он представил вдруг наклоняющуюся Пизанскую Башню. С фотографией вышедшего на пенсию Чака Кранца на вершине.

— Оно прямо на краю провала, и хотя здание пока ещё туда не падает, выглядит оно крайне небезопасно, как по мне. Уверена, оно обречено. Полагаю, это конец моей работе, по крайней мере, в филиале, что в центре города, но на самом деле мне плевать. Сейчас я просто хочу попасть домой и дать, наконец, отдых ногам.

— Я хотел полюбопытствовать про билборд на здании банка. Вы его видели?

— Как же я могла его пропустить? — удивилась Андреа. — Я в конце концов там работаю. Ещё я видела вездесущие граффити: «Мы любим тебя, Чак», «Чак жив», «Чак навсегда». И ещё рекламу по телевизору.

— Правда? — Марти подумал о том, что увидел вчера вечером на странице «Нетфликс» перед тем, как связь окончательно пропала. Тогда он отмахнулся от Чака, как от раздражающей, вечно всплывающей рекламы.

— Ну, её крутят по каналам местных станций, как минимум. Может, по кабельному и нет такой рекламы, но для нас кабельное телевидение уже в прошлом. С самого июля.

— Как и для нас, — теперь уж, когда он начал выдумывать, что всё ещё существуют какие-то «мы», в смысле — он и Фелиция, лучше продолжать в том же духе. — Нам доступен только 8-ой канал и 10-ый.

Андреа кивнула.

— Больше никакой рекламы автомобилей или таблеток «Эликвис» [10] Препарат, антикоагулянт — вещество, угнетающее активность свёртывающей системы крови и препятствующие образованию тромбов. , или «Дисконтной Мебели Боба» [11] Магазины мебели со скидкой. . Только Чарльз Кранц, тридцать девять замечательных лет, спасибо, Чак. Он занимает экран целую минуту, а затем они снова пускают по кругу регламентированный список передач. Очень своеобразный подход, но в наши дни — почему бы и нет? А теперь, мне действительно очень хочется домой.

— Этот Чарльз Кранц как-то связан с вашим банком? Это оттуда он вышел на пенсию?

Она ещё ненадолго задержалась, прежде чем продолжить свой нелёгкий поход домой. В руке она так и держала туфли на высоком каблуке, которые сегодня ей, видимо, не понадобятся. А, возможно, больше вообще не понадобятся.

— Сроду не слыхала о Чарльзе Кранце и ничего о нём не знаю. Он, наверное, работал где-то в филиале в Омахе. Хотя, как я понимаю, Омаха теперь просто одна большая пепельница.

Марти проводил её взглядом. Как и Гас Уилфонг, который присоединился к нему. Гас кивнул на вереницу возвращающихся с центра города людей, которые больше не могли добраться до мест своей работы — продавцы, торговые представители, официанты, почтальоны.

— Они похожи на беженцев, — сказал Гас.

— Ага, — отозвался Марти. — В каком-то смысле они и есть беженцы. Эй, помнишь ты спрашивал меня о запасах провизии?

Гас кивнул.

— У меня точно есть несколько банок супа. Также найдётся немного риса-басмати [12] Ароматный рис с мелкими длинными зёрнами. и «Райс-а-Рони» [13] Распространённый в Америке гарнир из вермишели и риса. . Хлопья, если мне не изменяет память. Что касается морозилки: там у меня насчитывается около шести замороженных обедов и полпинты «Бен и Джерри» [14] Мороженое. .

— В твоём голосе я не слышу беспокойства.

Марти пожал плечами.

— А какой прок от беспокойства?

— А это любопытно, знаешь ли, — сказал Гас. — Беспокойство — вот, что мы все испытываем в первую очередь. Нам нужны ответы. Люди пошли в Вашингтон, чтобы протестовать. Помнишь, как они свалили ограждения перед Белым Домом, а тех студентов подстрелили?

— Ага.

— В России свергли правительство, а между Индией и Пакистаном случилась Четырёхдневная Война. А ещё вулкан в Германии — ради Христа! — в Германии! Но мы постоянно говорим друг другу, что нас-то пронесёт, но что-то не похоже, а?

— Не похоже, — согласился Марти. Хотя он только недавно поднялся с кровати, он чувствовал себя усталым. Очень усталым. — Не пронесёт, а разорвёт.

— И потом ещё эти самоубийства.

Марти кивнул.

— Фелиция наблюдает это каждый день.

— Думаю, самоубийства скоро сойдут на нет, — сказал Гас, — и люди просто будут ждать.

— Ждать чего?

— Конца, дружище. Конца всего. Мы уже прошли через все пять стадий горя и печали, неужели ты не видишь? А теперь приближаемся к последней. Смирению.

Марти ничего не сказал. Нечего тут было сказать.

— Теперь уже всем всё до лампочки. И вот это… — Гас повёл рукой. — Пришло не пойми откуда. Я хочу сказать, мы и так знали, что окружающая среда летит псу под хвост — думаю, даже эти правые [15] Политическая партия или система, придерживающаяся мнения, что все процессы происходят естественным путём. психопаты втайне в это верили, — но кто ожидал такого количества дерьма, и чтобы всё сразу. — Он посмотрел на Марти почти умоляюще. — И сколько нам осталось? Год? Четырнадцать месяцев?

— Да уж, — сказал Марти. — Хреново.

Кажется, это единственное подходящее слово.

Над головой они услышали гудящий звук и посмотрели наверх. В эти дни крайне редко можно было увидеть большие реактивные самолёты из муниципального аэропорта, летающие туда-сюда, но сегодня по небу летал маленький самолётик, он неуклюже кружился в вышине, извергая из своего хвоста белый след. Самолётик крутил петли, кренился, взлетал и спускался, а дым (или ещё какая химическая дрянь) формировался в слова.