Тори Ру - Ноль [litres]

Хочется врезать ей, но я из последних сил терплю.

После занятий Егор вешает на плечо рюкзак, спускается по общей лестнице, забирает пальто и демонстративно идет к основному выходу.

Стоя в уголке, Полина из девятого долго смотрит ему вслед и беззвучно плачет…

Беспомощно сжимаю кулаки и делаю шаг в иррациональном порыве догнать его, молча взять за руку и гордо пройти рядом, пока вокруг рушится весь гребаный мир, но замечаю, что Саша и его штурмовики переглядываются и, попрятав телефоны и застегнув молнии, одновременно срываются с подоконника.

На ходу придумывая повод, я преграждаю им путь.

– Саш, подожди! – Дергаю рукав куртки и заглядываю в обманчиво безмятежное лицо. – Надо поговорить. О том, что ты мне предлагал… Ну, помнишь?

Темные брови удивленно взлетают вверх, остекленевший взгляд становится осмысленным, насмешливым, пристальным и сальным.

– Помню, – кивает Саша и, потоптавшись, дает отмашку Сене и Тимуру. – Отбой на сегодня. Домой валите.

На самом деле нет у меня никакого плана – просто хочу, чтобы Егор без происшествий добрался до дома. Моя семья, мои друзья, мое окружение и мой не знающий пределов эгоизм принесли ему столько горя, что мне никогда не искупить вину. Я всю жизнь буду помнить его разбитое лицо, взгляд усталых темных глаз, светлую, как солнце, улыбку и слезы одинокой девочки Полины, которую он так старается защитить.

Отчаянная, обжигающая ясность встает в полный рост: мы не продержимся даже до возвращения Воробья. У нас слишком мало сил для того, чтобы противостоять этому миру. Я не смогу каждый раз отвлекать Сашу, а Егор, из раза в раз намеренно попадаясь его банде, просто погибнет из-за меня.

Он был тысячу раз прав, отталкивая от себя людей.

Я почти сломала жизнь своему парню – его мечта вот-вот станет неосуществимой, ведь жители городка лишний раз убедились, что «яблоко от яблони недалеко падает», что Лебедев-младший – тоже маньяк, и это окончательно развязало Саше руки. Все вышло из-под контроля. Что теперь я могу предпринять? Перестать есть? Капризно разбить светильник? Молча наблюдать, как Егора убивают, и вместе со всеми делать вид, что ничего не происходит? А потом просто свалить к маме в Город и жить-поживать, прятать глаза, вздыхать, плакать по ночам о несбывшемся и притворяться, что ни при чем?..

Вьюга сменилась сопливой оттепелью, в лицо дует ветер, оставляя на щеках влажный след, ставший рыхлым снег налипает на подошвы и превращает каждый шаг в борьбу с гравитацией.

Но притихший городок все равно ждет зимней сказки, никакая слякоть не может помешать надвигающемуся торжеству – в витринах и окнах домов моргают гирляндами елки, из проезжающих автомобилей раздаются новогодние песни, нарядная женщина, пробегающая мимо, наверняка спешит на корпоратив.

Саша, высокий, широкоплечий, сногсшибательный и странно тихий, идет рядом со мной по поплывшему тротуару.

Еще какой-то год назад в этот день мы украшали у него дома пушистую, пахнущую лесом ель, и причастность к запретному празднику, его сияющие глаза и улыбка вызывали в груди томление первой влюбленности. Он был для меня единственным другом, защитником, проводником в большой мир, куда не отпускают маленьких девочек. Если бы бабушка знала, сколько помоек, перелесков и оврагов мы исследовали, пришла бы в ужас… Мое будущее было завязано на нем.

И вот оно снова зависит от Саши: если я сдамся их отмороженной троице, предам Егора, вся оставшаяся жизнь будет полна сожалений и страхов, а если разделю с любимым проблемы, лучшее все же возможно. Мне нужно остаться человеком и не превратиться в подобие бабушки и мамы!

Я намерена просить Сашу не трогать Егора.

Надежда на то, что он прислушается ко мне, призрачно мала, но это все же больше, чем ничего.

– Пойдем ко мне? – предлагает Саша. – Мать дома. Она давно тебя в гости зовет.

Я вздрагиваю и качаю головой:

– Нет. Давай лучше прогуляемся, сегодня тепло!

– Давай… – Он пожимает плечами и уверенно шагает вперед.

Мы бесцельно мотаемся по пустым, до боли знакомым дворам Микрорайона – каждый закоулок, тайком от бабушки, мы вместе излазили в детстве, и воспоминания делают Сашу сентиментальным. Улыбаясь широко и светло, он вспоминает приколы из прошлого и заразительно смеется. Вот в такого Короля влюбляются девочки, но чудовище, отшвырнувшее меня на лестнице, прячется где-то в глубине его безмятежных синих глаз.

– Да, весело было. Особенно когда ты меня от собак на пустыре отбил! – Я стараюсь поддержать беседу, но руки дрожат.

– Ни одна собака к тебе до сих пор не суется – знает, с кем будет иметь дело! – Он многозначительно оглядывает меня, напоминая, почему все еще теряет со мной время.

– Это тебя уже давно не касается! – отрезаю я.

Саша замедляется и прищуривается:

– Да ладно?

Задыхаясь под его пристальным волчьим взглядом, я пячусь назад; неосторожные, глупые, опасные, но честные слова срываются с губ облачками пара:

– Саш, ты – мой друг. Лучший друг, с самого детства. Ты мне как брат… – Я опускаю голову и рассматриваю ребристые следы, оставленные резиновыми подошвами в сочащемся водой ледке. – Одно время ты мне реально нравился – я даже похудела ради тебя на десять килограммов и чуть не заработала истощение, а ты даже не заметил…

Саша ждет продолжения, и я тихо пищу:

– Но сейчас все прошло. Я подумала и хочу дать тебе ответ. В общем… я не могу. Не могу с тобой быть. Это мое окончательное решение. Прости!

Смело смотрю в его лицо – по нему скользит тень, но миг спустя Саша лишь лучезарно улыбается:

– И ты меня прости, Сонь. Я выпил тогда. Сама знаешь, стоит употребить, и тормоза слетают. Ну, ты мне нравишься, конечно… Как человек. Не больше.

От облегчения еле держусь на ногах, отворачиваюсь и снова трогаюсь с места, мой друг плетется рядом.

– Саш… отстаньте от Лебедева, – прошу я, осмелев. – Дайте ему доучиться, и он свалит отсюда. Все. Все эти сплетни – фигня редкостная. Не приставал он ко мне никогда…

– А че ты за него впрягаешься? – интересуется Саша между делом, стягивает зубами перчатку и, расстегнув куртку, запускает руку во внутренний карман. Он извлекает из него плоскую фляжку, скручивает пробку и демонстративно вливает в себя коричневое пойло с тошнотворным запахом.

– Ну… рано или поздно из-за него тебя исключат… – мямлю, застывая, как кролик перед удавом. – Серьезно, Саш, хватит уже. Пожалуйста. Не могу видеть, как вы истязаете человека ни за что. Кстати, с убийством моей тетки вышла мутная история, его отец никого не убивал…

– Это Урод тебе плакался, да? Прямо на лестнице? – странно ухмыляется Королев, и паника сквозняком холодит грудную клетку. – Каждый раз, когда ты туда бегала?