Тори Ру - Ноль [litres]

– Оля Королева и Сашенька написали заявление в полицию. Мальчик пришел в школу, но на него смотреть страшно!.. Его товарищам – Алиеву и Новикову – тоже досталось.

– А вы в курсе, что Лебедевым дверь подожгли? Ничего серьезного, но людей можно понять…

– Надежда снова заняла странную позицию: твердит, что сын не виноват.

– А что ей остается, раз не смогла нормально его воспитать!

– Там наследственность…

– А ведь Наумова билась все лето, стучалась во все инстанции, просила обратить внимание на этого парня, но никто не прислушался!

Я морщусь и сворачиваю к огромным двустворчатым дверям, из-за которых раздаются усиленные хрипящими колонками призывы:

– Пора заканчивать беспредел! Нелюдь изуродовал беззащитного мальчика за то, что ранее тот вступился за одноклассницу! – Пробравшись в актовый зал, я выглядываю из-за спин учеников и их родителей и вижу на сцене бабушку.

По случаю предстоящей траурной даты она снова одета в черное и плачет, плачет, плачет…

– Верх цинизма, господа! Девочка, на которую напал этот дегенерат Лебедев, – моя внучка, Соня.

Повисает гробовая тишина, бабушка выдерживает театральную паузу и обводит присутствующих пылающим взглядом:

– Директор, потворствуя потенциальному убийце, пытался замолчать инцидент! Вон такого директора! Подпишите петицию: с нашими детьми учится монстр!

Взрослые бурно поддерживают ее.

В ужасе расталкивая их локтями, я выбегаю вперед. Преодолев три ступеньки, выскакиваю на сцену, подбегаю к своей сумасшедшей, бездушной, уродливой бабке и настойчиво забираю из ее скрюченных пальцев микрофон.

Всеми забытая елка растерянно моргает огоньками, под потолком мерцает мишура, колышутся объемные снежинки, изготовленные нашим дружным классом при помощи степлеров и ножниц…

Лязг их лезвий болью отдается в голове.

Сотни глаз с любопытством разглядывают меня. Сотни невидящих пустых жутких глаз…

– Все это неправда! – Я до боли в костяшках сжимаю микрофон. – Егор – мой парень!

По залу проходит гул, вытянув руки, бабушка устремляется ко мне, но я уворачиваюсь и торжественно сообщаю:

– Мы встречаемся уже несколько месяцев! Мы просто целовались на лестнице. Разве это запрещено?

Спокойно смотрю на перекошенные от удивления физиономии и натыкаюсь на бесцветный, затравленно бегающий взгляд, еще вчера разивший холодным превосходством и звериной злобой. Тот, кто упивался моим бессилием, бил, издевался и уничтожал, сгорбившись, сидит на стуле у стены – испуганный и деморализованный, и в нем невозможно узнать главного красавца и отморозка Микрорайона.

Его лицо представляет собой сплошной синюшный отек.

– Эй, Королев! – Я приветливо киваю ему. – Я живая, ку-ку!.. Не хочешь рассказать всем, за что получил по роже?

Саша нервно ерзает под устремленными на него взорами, прячет дрожащие руки в карманы… И я начинаю хохотать.

– Ваш «хороший» Королев со своей бандой третирует всю школу! Они мучают слабых, унижают, бьют!.. Спросите у Полины, у мальчишек из восьмого, у Наташи из 10-го «А»!.. Он постоянно избивал и провоцировал Егора Лебедева. То, что произошло на лестнице, – очередной эпизод! – я хриплю, перекрикивая поднявшийся ор. – Так почему этому недоноску позволено все, а Егор должен был молча сносить издевательства? Он и так терпел слишком долго – не выдержал только после того, как ваш «Сашенька» до полусмерти избил меня! Эй, мразь, помнишь, как вчера бил меня, обстриг и оставил умирать?

Периферическое зрение отказывает, из всех глаз и лиц я вижу только наполненные смертельным ужасом глаза Саши под припухшими веками. Он пялится на мои целые волосы – нижняя челюсть гуляет, зубы стучат…

Я победно оскаливаюсь и подмигиваю ему, он вздрагивает.

– Не позорься, забери заявление, герой! Просто смирись: ты теперь не самый крутой…

– Побойся Бога! – Мария Васильевна прорывается из-за кулис и, «разоружив» меня, грозно шипит: – Бредишь, София? У тебя все волосы на месте и ни одного синяка нет!

– Зачем ты за него заступаешься? – исступленно кричит тетя Оля, источая лютую ненависть. – Его отец – убийца! Он столько горя вам принес, и ты такое творишь!.. Галину Федоровну пожалей…

В мой адрес летят многочисленные упреки.

Оглядываюсь на бабушку – застыв, она в смятении смотрит на серьги, что красуются в моих мочках.

Умираю от несправедливости и безысходности, но снова широко улыбаюсь:

– А ты ничего не хочешь рассказать людям? – Мой голос теряется в шуме других голосов. Отмерев, бабушка хватает меня за руку и выволакивает в боковую дверь за сценой.

Картинно улыбаясь, она тащит меня домой – еще бы: я опозорилась, вынесла сор из избы…

– Слышала? Ты все слышала? – кричу я ей в лицо, опьянев от истерики. – Вот так: я давно связалась с Егором и люблю его больше всех на свете! Кстати, татуировку мне сделал его друг!

Произнеся это, я вспоминаю, что моего рисунка больше нет… И Егора у меня больше нет. А у него больше нет мечты – теперь его семью просто уничтожат.

– Замолчи, мерзавка! Ты что несешь? – цедит бабушка, изображая полный контроль над ситуацией, хотя мы давно отошли от школы и свидетелей поблизости нет. – Маринино влияние налицо – потянуло на идиотов… Как мне теперь Оленьке в глаза смотреть? Этого отморозка все равно исключат – вопрос уже решен! Под директором зашаталось кресло: Сашин дядя сидит в Министерстве образования, да и общественность поднялась! После каникул Лебедева в школе уже не будет. Прекрати концерт закатывать!

Пораженно замолкаю: она не испытывает шока от моего признания и переживает лишь за свое запятнанное «честное имя»…

Так было всегда.

Зря я щадила ее чувства – их у нее просто нет!

Быстрый взгляд сквозь прозрачные линзы устремляется к рубину в моем ухе, и я чувствую ее страх.

– Я давно знаю, что ты погубила невиновного… – горько усмехаюсь я. – И все жду, когда ты расколешься… И Егор ждет. Ждет, что ты попросишь прощения – больше ему ничего от тебя не нужно! Бабушка, он ждет почти семнадцать лет!

И она сбивчиво шепчет:

– А ты думаешь, что следователи зря свой хлеб едят? Сам прокурор держал дело на контроле! Виновен его отец, виновен! На суде плакал и прощения просил за то, что оказался на пустыре не вовремя! Там следы нашли… окурки… Не в серьгах дело, Сонюшка…

– Кто держал дело на контроле? Горелов? Ты себя послушай… – тяжко вздыхаю, от разочарования и омерзения отключаются все эмоции. – Ты сама погубила Соню, потому что считала себя лучше и выше всех! Ты погубила папу Егора, жизнь маленького мальчика и его мамы! Сейчас ты губишь меня. Как ты можешь? Разуй глаза! Неужели ты настолько трусливая и подлая?